Пожалуй, раздолье было только у купцов. Транзитникам был гарантирован свободный и безопасный проезд по Руси всего-то за одну двадцатую часть стоимости их товаров, причем пошлина взималась только один раз на протяжении всей дороги.
Помимо этого они должны были уплатить еще и так называемое «царское слово». Оно стоило вдвое дороже — десятую часть цены товаров, зато — неслыханное ранее дело — купец получал гарантию, что его по пути не обворуют и не ограбят, а если все-таки это произойдет, то царские слуги не просто отдадут обратно взятые гривны, но и оплатят всю стоимость украденных товаров. Таким образом, выкладывая в царскую казну достаточно большие суммы, купец зато изрядно экономил на своей охране.
В перспективе была намечена и еще одна пошлина — морская. Ее надлежало платить за сопровождение купеческих караванов русским военным флотом. Его еще не было, но строительство судов велось вовсю.
Кроме того, каждый из купцов мог положить свои деньги в царскую казну на сохранение. Правда, в отличие от современного банка они сами платили процент за их сбережение, но крайне незначительный. С каждой сотни гривен взымалась одна, а если их количество было велико, то и того меньше. В случае же, если купец по каким-либо причинам не востребовал свое серебро спустя год, то плата за последующее время хранения снижалась вдвое.
Но это все для купцов, а вот князья… По сути дела, гордые Рюриковичи были уравнены в правах с командирами царских полков, то есть тысяцкими, в отношении селян имели меньше прав, чем тиуны, а горожан не могли даже судить.
Один за одним следовали царские указы. Иные вроде бы на практике и не ущемляли права гордых Мономашичей и Ростиславичей, как, например, запрет на чеканку собственных монет, потому что этим на Руси перестали заниматься лет за сто до Константина, даже в Киеве, а все ж таки им становилось обидно.
Что уж там говорить о запрете взимания дани со своих подданных. Отныне на это имели право только царские тиуны. Нет, князей не лишали доходов. Все было четко исчислено — с этого селища полагается взять столько-то мяса, шерсти, зерна и прочего, стоит оно столько-то, царская доля такая-то, стало быть тебе, киевский князь, причитается, к примеру, шесть гривен. Да с другого селища пяток, да с третьего — семь. Если брать все вместе — сумма набегала изрядная и как бы даже не побольше, чем если бы они сами взымали свою долю.
НО! А власть-то где? Где упоение приезда в деревеньку, в которой все суетятся и бегают, где наслаждение от подобострастных поклонов тиунов и старейшин, где ощущение собственного величия при виде униженно согнутых спин крестьян?! Нет ничего этого.