— Так это… Ты же вроде шутковать закончил, — удивился Слан.
— Вот дурень, — покачал головой монах. — Никто с тобой и не думал шутковать. Тебе терем продали, вот и живи в нем.
— Как это живи? А ежели хозяин придет? Чего мне тогда делать? Ты что, отче? — продолжал недоумевать Слан.
— Хозяин уже пришел, — пояснил монах.
— Тем паче надо отсюда уходить.
— Так хозяин-то ведь ты! — рассердился торопившийся Пимен.
— Это как так?! — вытаращил на него глаза Слан.
— А так! Подпись ты поставил, цену дома уплатил, стало быть, ты и есть теперь хозяин, — собрав остатки терпения, еще раз пояснил монах.
— Так чего мне теперь тут делать?
— Жить! — рявкнул Пимен и с треском захлопнул за собой входную дверь.
Слан брякнулся на лавку, пребывая в сомнениях и то и дело порываясь бежать из чужого дома, куда непременно вот-вот должен был явиться настоящий хозяин.
— А чего же это я подписал-то? — вдруг спохватился он и дрожащей рукой потянул к себе трубочку из пергаментного листа, оставленную монахом на столе.
Многое ему стало понятно еще до того, как он вытащил грамоту из шнурка. Печать, висящая на нем, была не простая, а самого царя Константина. Ошибиться Слан не мог. Широко расправленные крылья гордого сокола Рюриковичей, сжимающего в своих цепких когтях меч, было невозможно спутать с чем-либо. За последние пару лет, проведенные на Урале, ему не раз доводилось видеть государеву печать, так что ошибиться он никак не мог.
«Тогда что же получается? Не может такого быть, чтоб продавцом был сам государь, — лихорадочно думал он, трясущимися руками разворачивая лист, и едва глянул на точно такую же печать в правом нижнем углу, как понял, что не ошибся. Под печатью с соколом отчетливо виднелись буквицы, складывающиеся в простые и в то же время величественные слова: «Царь и великий князь всея Руси Константин I».
«Это что же? — только теперь дошло до него. — Выходит, что хоромы эти мне продали взаправду?! Выходит, что я и впрямь теперь тут хозяин?!»
Он еще долго сидел в каком-то странном оцепенении, не в силах подняться с лавки. Вывело его из ступора лишь появление гостей. Это был уже известный монах, из-за спины которого робко выглядывали отец с матерью и сестренка Вьялица.
— Ну вот, — всплеснул руками Пимен. — Родичи у него на морозе зябнут, а он тут в хоромах нежится, — и тут же заторопился обратно. — До места я вас довел, сына сыскал, а теперь прощевайте.
Родственники некоторое время молчали, затем отец, басовито кашлянув в кулак, недоверчиво уточнил:
— Так чьи это хоромы?
— Мои, — тихим шепотом, словно боясь спугнуть удачу, произнес Слан.