Последняя трапеза перед выходом из Рязани была семейной — только Ростислава и сын Святослав. Константин сидел на ней непривычно молчаливый. Он выдохся еще с утра, доказывая своим самым ближним друзьям всю необходимость задуманного, включая не только захват Галича, но и торжественную коронацию в Киеве, которую предполагалось провести во время возвращения из похода. Как ни удивительно, на этот раз вся троица его друзей либо была настроена решительно против княжеских планов, либо…
— Я, конечно, как человек военный, выполню все, что ты скажешь, Костя, но, как говорила моя мамочка Клавдия Гавриловна, ты ухватил слишком большой кусок, которым можешь запросто подавиться, — осторожно заметил Вячеслав.
— Стало быть, ты тоже против?
— Ты спросил, я ответил, — пожал плечами воевода.
— Ну, наш патриарх по своей обычной схеме работает. Раз первый царь в той русской истории появился в 1547 году, то и нам надо дождаться того же времени, чтобы еще и этим не усугублять изменения истории…
— Сказано: «Не умножай сущностей сверх необходимости», — перебил Костю владыка Мефодий, который неделю назад самолично прибыл в Рязань, чтобы торжественно преподнести Успенскому, Спасскому и Борисоглебскому соборам святые дары, привезенные из Константинополя. — А я как раз не вижу этой вот необходимости.
— С тобой все ясно, владыка, — вздохнул Константин. — А ты-то чего, Слава? Или ты тоже необходимости не видишь? А ты чего молчишь, Михал Юрьич?
— А мою точку зрения ты знаешь, — пожал плечами изобретатель. — Князь, пусть даже и великий, это почти что президент. У него прав не намного больше. Так что от них до демократии рукой подать. А станет царь — тогда все! Хана!
— Хана будет, когда Батый придет, — парировал Константин. — Сразу скажу, что, исходя из исторической практики, у любого демократического режима шансов победить в войне, при прочих одинаковых условиях, намного меньше, чем при диктатуре. Это абсолютно точно. Демократы Гитлера никогда бы не одолели. Такое мог совершить только Сталин. Да и вообще. У нас коллективное руководство редко было, но за это время мы проигрывали все, что только можно.
— А американцы? — взвился Минька.
— А что американцы? Ты назови хоть одну относительно приличную войну, в которой они победили.
— Ну, Вторая мировая, — неуверенно протянул изобретатель. — А что, они ведь тоже в ней участвовали? — взвился он, заметив саркастическую ухмылку на лице воеводы.
— В сорок четвертом, — кивнул Константин. — Когда нам до Берлина… — Он, не договорив, махнул рукой. — Знаешь, Миня, даже самый затюканный шакал, или нет, лучше чисто по-американски, так вот даже самый вонючий скунс может себе позволить пнуть пару раз ногой смертельно раненного тигра, когда его уже крепко держит за глотку могучий лев.