Мне не хотелось дальше обсуждать то, чего не было, – наши отношения, но просто развернуться и уйти я почему-то не могла, это казалось неправильным. Поэтому я решила сказать пару фраз о чем-то другом.
– Вернер написал Монике, что задерживается на неделю. Я была уверена, что это касается всех курсантов на сборах.
– Задерживались, – он легко сменил тему. – Но нас отпустили раньше, чем говорили. Возможно, сыграл свою роль мамин приезд, она не только сочла нужным срочно рассказать мне о случившемся, но и переговорила с нашим командиром. По этой ли причине или из-за того, что мы выполнили намеченное, сборы закончились в тот же день. Так что Вернер сейчас уже наверняка там, куда его звало сердце все долгие дни разлуки. Как и меня, впрочем. Но он счастливее меня в любви.
Он опять свернул в желательную для себя сторону, а я пожалела, что не обладаю волшебной способностью Моники часами болтать ни о чем. Вот начала бы ему с восторгом описывать кружева на новом платье какой-нибудь знакомой инориты, так он бы уже сам от меня сбежал. Жаль, что такое мне интересно не более, чем ему.
– Мне кажется, об этом рано говорить, – заметила я, имея в виду, что отношения Моники и Вернера могут прогореть так же быстро, как и вспыхнули.
– Вот и мне так кажется, – ответил Николас, но говорил он совсем о другом, с очевидным намеком на нас с ним. – Штефани, выслушайте меня.
И я вдруг поняла, почему до сих пор стою и слушаю его, почему не ухожу, небрежно бросив пару слов на прощание. Мне хотелось любви, хотелось любить и быть любимой. Мне хотелось, чтобы был на свете человек, которому я небезразлична до такой степени, как сейчас Николасу. Я впитывала тепло его слов, они меня согревали и делали жизнь легче и красочней. Только я любила другого, а Николасу ничего не могла дать. И все это было ужасно, ужасно эгоистично с моей стороны. Мне хотелось его слушать, а ему хотелось побыть рядом со мной. Но равноценный ли это обмен? Нет – если он говорит сейчас правду, да – если все его действия направлены на то, чтобы я приняла его браслет, о чем он пока ни разу не упомянул. Девушки любят красивые слова, и я не исключение, но сейчас мне было необходимо, чтобы его слова были правдой. Мне, но не ему.
– Я только и делаю, что вас слушаю, – резко ответила я. – Николас, вы не сказали ничего, что бы я не слышала ранее от вас или вашей матери. Я ей обещала, что вас выслушаю, и я выслушала. А сейчас, простите, мне надо идти. Тетя Маргарета начнет волноваться, а ей этого нельзя.
– Я вас провожу.
Его тон не допускал возражений, действия – тоже. Моя рука легла на сгиб его локтя каким-то непостижимым для меня образом, и вырвать ее можно было, только устроив скандал. Я возмущенно посмотрела на Николаса, он же лишь недоуменно приподнял бровь.