Хотя письмо адресовано Патрику, я тут же открыла его без малейших колебаний. Этого результата я и боялась: 99,99 процента, что Мануэль — отец Виктора. Итак, сегодня день, когда мы непременно возьмем в оборот моего несовершеннолетнего ученика, даже если он по божьему благословению проспит еще сто лет, словно Спящая красавица.
Затишье перед бурей скоро кончится, вон и Патрик уже топает по лестнице вверх. От него приятно пахнет вербеной, он приветствует меня и Виктора поцелуем и говорит:
— Как это не удивительно, но Мануэль уже стоит под душем. Я быстренько сбегаю за булочками. А что это у тебя такое озабоченное лицо?
Я протянула ему этот важный документ, он прочитал и сглотнул:
— Разве можно положиться на эту цифру стопроцентно?
— Да поверь уже наконец! Сомнение может возникнуть лишь в том случае, если на роль отца претендуют однояйцевые близнецы.
— Значит, все-таки он. Ну погоди, негодник, сейчас тебе будет!
— Нет, — сказала я. — Возможно, мамин маленький Мани окажется еще беспомощнее, чем ты.
— А тебе его еще и жалко? Но если хорошенько подумать…
— … то вся ответственность целиком лежит только на Биргит, — сказала я. — А теперь отправляйся к булочнику, а я тем временем сделаю завтрак.
После бранча — ибо так, пожалуй, следовало бы назвать наш пир — он посерьезнел. Виктор задремал, со стола было убрано, не оставалось никаких причин и дальше болтать про норвежские фьорды. По нашему указанию Мануэль последовал за нами в гостиную и выжидательно посмотрел на отца. Он был в отличном настроении и, возможно, ожидал увеличения нормы своих карманных денег, в конце концов, ему уже недавно исполнилось шестнадцать.
— То, что мы должны сейчас обсудить, очень важно, — начал Патрик, и сына это заинтриговало.
— Давай, выкладывай, пап. — Мануэль скинул резиновые шлепанцы и развалился на софе.
Вообще-то он вел себя как взрослый и называл отца по имени, но сегодня он снова чувствовал себя в родительском доме как ребенок. Я сидела очень прямо, словно окаменев, на стуле с высокой спинкой и наблюдала за обвиняемым. Недоставало только мантии судьи.
— Ты спал со своей учительницей французского языка? — спросил Патрик.
Мануэль вздрогнул и побледнел, но для начала попробовал валять дурака.
— Французский нам преподает некий господин Шустер, — сказал он.
У Патрика лопнуло терпение.
— Черт побери, ты прекрасно знаешь, что я имею в виду эту Биргит Тухер! — взревел он. — Врать, кстати, не имеет смысла!
— А если и так, — запротестовал Мануэль, — вам-то какое дело!
Патрик достал из кармана брюк лабораторный анализ и протянул своему отпрыску.