– Тогда помочь вам несложно. Из какой саги вырвана страница?
– Из «Саги о Ньяле». Перевод Джорджа Дасента. Есть у вас?
Букинист ухмыльнулся.
– Классика на все времена, – проговорил он (она?), повернувшись к ближайшему стеллажу. – Фрэнсис Финнеган не подводит своих клиентов.
Всё-таки он мужчина, подумал Каннингем. Хотя стоп, «Фрэнсис» может быть не через -is, а через -es: на слух не отличить. На прилавок с глухим стуком легла книга в самодельном переплёте из мраморной бумаги.
– Отдельное издание «Саги о Ньяле», сэр. Это стоит один шиллинг и два пенса. Если вам требуется что-нибудь более презентабельное, только намекните. У меня неплохая коллекция изданий этой саги.
Бледно-голубой глаз за линзой очков подмигнул. Инспектор удивлённо взглянул на своего собеседника.
– У вас какой-то особый интерес к этой саге?
– Личный, можно сказать. Вы же помните, что у Ньяля не растёт борода, и его подозревают в том, что он гермафродит.
Инспектор этого решительно не помнил – он пролистывал книгу бегло, не вникая в сюжет.
– И что? – машинально спросил он, особо не думая, о чём спрашивает.
– Вы разве не заметили? В крещении меня записали Франциской. Моя девичья фамилия – Донахью, Финнеган я по мужу. Бедняга двадцать лет пытался признать наш брак недействительным. Рим отказывал, ведь де-юре я считался женщиной.
Каннингем отвёл взгляд, чувствуя, как краска заливает скулы.
– Почему вы мне всё это рассказываете? – еле слышно спросил он.
– Потому что вас заинтересовала «Сага о Ньяле», и мне это показалось примечательным. Не каждый день ко мне заходят полицейские и спрашивают «Сагу о Ньяле». А я, согласитесь, уже не в том возрасте, когда стоит чего-то стесняться.
Каннингем, всё ещё избегая глядеть букинистке в глаза, вынул из кошелька шиллинг и два пенса и положил их на прилавок.
– Благодарю вас, миссис Финнеган, – сказал он.
– Мистер Финнеган, с вашего позволения. Последние лет тридцать меня знают под этим именем.
40. Последние дневниковые записи Сигмунда Арнесона
28 декабря 1923. Происходит что-то кошмарное. Как понимать всю эту историю?
Я, конечно, разгадал её подсказку насчёт книги, но то, на что она намекает, слишком безумно, чтобы в это поверить. Если только речь не идёт об уникальной форме психопатии.
На Рождество меня пригласил в гости один старый товарищ по университету. Две ночи я провёл в его доме – кажется, из волос у меня до сих пор не выветрился аромат имбирного печенья его супруги, – а утром 27-го обнаружил у себя под подушкой свёрток с посланием от Каролины Крейн.
Вначале я подумал, что это какой-то мерзкий розыгрыш, который мог устроить только сам Мэтью – кому же ещё? Но вот незадача: я никогда ни при нём, ни при ком-либо из наших общих знакомых не упоминал Каролину Крейн. Если только они с Мэттом были знакомы раньше?