– Ни разу не слышал, – по полному отсутствию реакции со стороны Джонни было понятно, что ему и вправду неизвестно это имя. – У меня вообще не очень-то много знакомых женщин, инспектор. Ну, вы понимаете… не нравлюсь я им. Потому и ходил к доктору Арнесону.
Не к тому доктору ты ходил, приятель, со злостью подумал инспектор, тебе к диетологу надо… Чтобы закруглить разговор, становившийся всё глупее и глупее, он вынул из кармана фотографию. Естественно, это была копия, благоразумно обрезанная по плечи.
– И эта девушка вам не знакома?
Джонни молча помотал головой. Желеобразные щёки задрожали.
– Чаю? – вклинилась миссис Бомонт. – У нас сегодня пирог с кремом, Джонни от него в восторге.
Кто бы сомневался, мрачно подумал инспектор, созерцая лопающуюся на пузе рубашку молодого Бомонта.
– Нет, благодарю, – вежливо ответил он. – Мне пора. Спасибо мистеру Бомонту за оказанную следствию неоценимую услугу.
4. Два провала и один кошмар
Шёл восьмой час вечера. Морис Каннингем лежал на кровати в своей квартире-студии в Южном Кенсингтоне. На лбу у него было смоченное водой полотенце. У него вновь разыгралась мигрень.
Перед глазами плавали радужные пятна. Инспектор зажмурился. Более неудачный день трудно было себе представить. Сегодня он побывал у двоих подозреваемых – Роджера Мэннинга и Люка Рипли. Оба оказались выходцами из солидных семей; Мэннинг подумывал о том, чтобы принять приглашение преподавать в Кембридже, Рипли работал в банке. Мэннинг был помолвлен, Рипли – женат уже третий год. И тот, и другой знали Каролину Крейн лишь по новостным колонкам в прессе. Оба слегка изумились, услышав настоятельную просьбу инспектора протереть лицо носовым платком и расстегнуть рубашку, но выполнили её без заминки. Ни тот, ни другой не был загримированной женщиной.
Оставался Уильям Картрайт, и хотя Каннингем знал, где и когда его можно застать, он многое бы дал за то, чтобы избежать этой поездки. Уильям, он же Билли Картрайт, был певцом в кабаре «Летучая кошка» на Стрэнде, о котором ходили самые гадостные слухи. Инспектору полиции не следовало туда заявляться официально без сопровождения по меньшей мере четырёх констеблей. Но, во-первых, Каннингем не хотел распространяться о своей инициативе в Скотланд-Ярде, во-вторых, визит в такой манере испортил бы всё дело.
Каннингем встал, проглотил ещё таблетку аспирина и запил содовой, чтобы быстрее подействовала. Затем сбросил халат, подошёл к шкафу и окинул взглядом свой гардероб.
Для подобных случаев у него имелся полосатый костюм с серебристой искрой. Правда, в последние годы костюм сделался ему тесноват, но он полагал, что так даже убедительнее.