Во-первых, время.
Малец исчез вечером того же дня, когда случилась смерть царевича, то есть с опозданием всего на несколько часов.
Да, с мальчишкой могло произойти что угодно. К примеру, пошел в лес, а там его съели волки, или он утонул в болоте, что по соседству с деревней, но вот в чем дело — не уходил он никуда. Его — живого и здорового — забрал с собой… лекарь царевича Симон.
Ой-ой-ой, как горячо стало.
А дальше-то, дальше, то есть во-вторых, так там вообще кипяток.
Оказывается, Симон забрал пацаненка под предлогом тяжкой болезни отца мальчика, который был в холопах… у того же лекаря. Дескать, батюшка возжелал проститься с сыном.
Сама попадья, у которой жил этот мальчуган, возможно, и не запомнила бы этого нюанса, если бы спустя несколько часов, уже за полночь, за тем же Корионом не прискакал живой и здоровый отец, а узнав, что сына уже увезли, ничего толком не объяснив, опрометью вскочил на коня и был таков.
И с концами.
Все трое.
Больше она никого из них вообще не видела.
— Может, уехали куда от греха? — простодушно предположила попадья. — Тамо-то, в Угличе, эвон каки страсти чинились.
— Да, скорее всего, — в тон ей благодушно подтвердил Игнашка. — Испугались, да и укатили вместях с лекарем куда глаза глядят. А молочко-то у тебя, хозяюшка, царское. Такое токмо боярам великим на стол подавать да государю, — похвалил он, памятуя мое наставление обязательно заболтать человека под конец беседы так, чтобы ее середину он уже и не вспоминал.
Это было единственное, в чем я мог усовершенствовать его искусство беседы, да и то, честно признаюсь, идея чужая, просто творчески претворенная мною в жизнь.
Впрочем, оно неважно. Гораздо интереснее другое — куда эта троица подевалась на самом деле, и особенно любопытно, что стало с мальчиком.
Общий вывод напрашивался сам собой — одну случайность можно и впрямь посчитать таковой, но когда они сбиваются во внушительную стаю, то превращаются в закономерность, только еще не полностью видимую глазу.
И как теперь продолжать свое расследование? Найти следы Симона у меня навряд ли получится — если он замешан в чем-то таком, то заранее все продумал и законспирировал свой отъезд и маршрут на совесть — не подкопаешься.
То же самое и с царевичем.
Напоследок, припомнив кое-что из рассказов моего подлинного отца, я копнул в другом направлении. Пришлось вновь вернуться к бывшим жильцам. Сделал я это перед самым отъездом — дескать, не могу уехать не попрощавшись.
Как водится, опрокинули мы по чарке из фляжки, после чего я по ходу беседы подкинул им мыслишку о том, что Дмитрия, конечно, жаль, но с такой болезнью он все равно не жилец. Или я не прав, не понял чего-то из их рассказа и подобные припадки черной немочи, как тут именовали эпилепсию, на самом деле были у царевича крайне редко?