- Свидетельствовать? – переспросила я. - То есть… подожди, я должна буду это сказать полиции?
- Нет. ФБР.
Я села на кровати.
- Они ведь посадят всех, Эдвард! И его, и тебя, и меня!
- Они посадят только его, детка, - он тоже поднялся и, обняв, прошептал мне на ухо. – А нам дадут новые паспорта и увезут на другой конец света. Программа защиты свидетелей. Мы начнем все заново. Я открою собственный бизнес, а ты будешь рожать мне детей, пойдет? – и он улыбнулся самой широкой из своих улыбок. В этот раз я не углядела в ней ничего бесовского. – Много денег нам государство не даст, - продолжил Эдвард, - но… ты ведь можешь пользоваться банковскими счетами мужа?
Я кивнула.
- Большинство счетов оформлено на меня. Что нужно будет говорить? – выдохнув, я перешагнула Рубикон.
***
- Джейкоб Блек, вы арестованы на основании обвинений в преступлении против интересов государства, в частности – в шпионаже. У нас есть орден на ваш арест. Вы имеете право хранить молчание, а так же имеете право на адвоката. – Я уже разговаривала с этим мужчиной пару дней назад. Он мельком посмотрел на меня, будто бы не узнал даже, и вернул свое внимание к моему мужу.
- Что за чушь вы несете? – тот сидел на своем любимом месте за столом, и тон его не оставлял сомнений: в этой ситуации супруг все равно чувствовал себя главным.
- Пройдите с нами, мистер Блек. Иначе нам придется применить силу.
Я однажды снималась в такой сцене, и сейчас пыталась воспроизводить то, что тогда заставлял меня делать режиссер. Бестолково переводила взгляд с мужа на незнакомых статных людей, словно рыба хлопала ртом и изредка повторяла: «Джейкоб! Что происходит?! Что случилось?».
Человека, с которым я прожила под одной крышей почти шесть лет, с которым впервые почувствовала себя настоящей женщиной, который, если взглянуть на вещи честно, никогда плохо не обращался со мной, уводили из нашего дома под конвоем. Уводили, арестовав на основании моих показаний. Его в моей жизни больше нет и, наверное, не будет. Я даже толком не выяснила, что с ним сделают: посадят ли на всю жизнь, на несколько лет или приговорят к смертной казни?
Его лицо, с застывшей маской ужаса и сомнения, его заведенные за спину руки и поникшие плечи навсегда отпечатались в моем сознании. И позади них всех, возвышаясь над головами замеревших, висела пугающая своей живостью вариация на Брюллова: люди, обуреваемые первородным страхом стихии, их позы, полусломленные и пригнутые к земле, в которых ясно читалась неминуемая участь. Огонь на картине, как мне казалось тогда, по-настоящему горел, и молнии посверкивали своей смертоносной красотой, и тягучая лава, прекрасная этой змеиной вальяжностью, почти лизала пятки бегущим.