Действительно, вскоре появились клубящиеся облака, предвестники бури. Они быстро понеслись над притихшим в испуге морем.
Тишина нарушалась только глухим рокотом прибоя да раскатами отдаленного грома. Изредка вспыхивали молнии. Черные силуэты недвижно застывших кипарисов казались тогда колючими и жесткими.
С террасы открывался широкий вид во все стороны. Направо в лиловой темноте скрывалась Ливадия, налево раскинулась портовая часть Ялты. Быстро темнело. Берег скрылся во мраке. С высоты было видно, как в порту один за другим зажигаются огни.
Mope разбушевалось. Грохот прибоя доносился все сильнее. С каждой минутой волны становились все выше и начали перехлестывать через каменную ограду мола. Фонари на набережной позволяли видеть, как высоко взлетает пена.
Вдруг все изменилось. Внезапно налетел ветер и бросил на мраморный пол террасы ворох опавших листьев, которые стали метаться из стороны в сторону. Зашумел ураган.
- Надо уходить, Наташенька, - сказала Людмила Николаевна, - кажется, начинается буря.
- Ну что ж, пойдемте.
Женщины поднялись с широкой мраморной скамьи, что стояла у самых перил, и направились к дому.
Людмиле Николаевне Одинцовой было на вид лет пятьдесят. У нее было приветливое русское лицо, а светлые глаза оставались совсем молодыми, и лишь седые волосы свидетельствовали о прожитых годах и больших заботах.
К ней с нежностью прижималась молодая девушка в сером платье с большими черными цветами, легком не по погоде. Но она любила воздух, запах моря, порывы бури, а из человеческих чувств - ощущение свободы, стремление вперед, жажду нового. Ей казалось, что в этих бурных порывах ветра весь мир очищается и остается вечно юным.
Наташу нельзя было назвать красавицей. Но такую сразу заметишь в толпе. А заметив, будешь долго следить за ней взглядом. Удлиненный и нежный овал девического лица, золотистые косы, уложенные в тяжелый узел, который не без труда удерживают шпильки. Слегка вздернутый нос. Немного веснушек на потемневшей от загара коже. Глаза большие, не то серые, не то зеленоватые. Самым замечательным на лице девушки было его выражение. Когда задумчивый и ласковый взгляд Наташиных глаз неожиданно останавливался на человеке, у него становилось хорошо на душе. В девичьих глазах нередко сверкал и веселый огонек. Временами Наташа улыбалась весьма задорно, и кое-кому сильно доставалось от ее острого язычка. Но часто улыбка пропадала в неизвестно откуда прилетевшей задумчивости, и видно было, что за этой девической ясностью скрывалась напряженная работа мысли.