Следующим, что запечатлелось в ее памяти, как на мгновенном снимке «Полароида», был белый женский жакетик. Точнее, не сам жакетик, а худенькая спина, полускрытая спинкой плетеного кресла. Свет падал на правое плечо девушки, и хорошо была видна тоненькая вытачка на белой шерсти. Прямые каштановые волосы лежали на спине так ровно, словно их владелица приготовилась сниматься для рекламы шампуня. Тане не хотела видеть ее лицо. Она и так знала, что это Юля. Ее спутник сидел напротив. Это был тот самый человек, которого она видела в ночном клубе. Сколь бы разительным ни было его сходство с настоящим Селезневым, обознаться она не могла. Та же манера слегка наклонять голову к правому плечу, та же ироничная улыбка, те же серьезные глаза. Правда, сегодня Лже-Селезнев, одетый в светло-серый пиджак и ослепительной белизны рубашку, казался необычайно элегантным. На шее у него был повязан яркий платок, что придавало ему вид независимый и в то же время свойский. Впрочем, двойник и в рабочем халате грузчика, наверное, чувствовал бы себя так же раскрепощенно. Он не замечал ни подобострастных и кокетливых взглядов женщин, ни подчеркнуто скучных физиономий мужчин, боящихся проиграть с сравнении с признанным красавцем. «Селезнев» видел только Юлю, ее чудесные, с золотыми искорками волосы, ее длинные пальцы, вертящие серебряную ложку, и, наверное, ее глаза… Во всяком случае, в его собственных глазах, карих, глубоких отражалась самая прекрасная женщина на свете. И Таня мгновенно поняла, что смотрел Коротецкий даже не на эту худенькую, пряменькую спинку в белом жакетике от Шанель, а в глаза мужчине, которому посчастливилось любить такую девушку. Девушку, от которой он сам когда-то отказался…
Официант, подошедший к их столику, расставил тарелки с салатами и закусками и мгновенно исчез. Михаил Михайлович Самсонов начал свою торжественную речь. Он благодарил сотрудников за преданность делу, которое они вместе начали пять лет назад, за выдержку и спокойствие, которые они не раз проявляли в критических ситуациях. А Таня смотрела на его двигающийся квадратный подбородок и пыталась чисто теоретически представить, подвергнет ли дядя репрессиям человека, оставившего его собственную племянницу. И если подвергнет, то что можно сделать, чтобы этого избежать? А вот Коротецкий не был столь дальновиден. Перед его отсутствующим взглядом, наверное, до сих пор стояла худенькая спина в белом жакетике и нежные глаза влюбленного мужчины… По окончании торжественной речи гостям было предложено выпить за юбилейную дату. Неизвестно откуда вынырнувший официант откупорил бутылку с шампанским и наполнил фужеры искрящейся жидкостью. Пышная шапка пены быстро осела, вверх побежали крохотные пузырьки, точно такие же, как за иллюминатором. Кто-то поднялся с места, кто-то зааплодировал. Таня отвела взгляд от стоящего на столе бокала, только когда Юрий тихонько подергал ее за кончики пальцев. Она тоже поднялась и пригубила шампанское. Почти полный фужер снова опустился на скатерть. Коротецкий взглянул на нее удивленно и неодобрительно.