Стол уже был полностью накрыт. На маленьких плоских тарелках лежали всевозможные бутерброды и канапе, через край стеклянной вазы на длинной ножке свешивались гроздья винограда. Вонзенные в специальную деревянную подставочку шпажки, с нанизанными на них кусочками сыра, ветчины и оливками, вызывали ассоциации с детской мозаикой. Тамара Васильевна на стол смотреть избегала. Впрочем, разглядывать обстановку гостиной она тоже, по-видимому, считала неприличным и продолжала сидеть, сложив руки на коленях и опасаясь лишний раз вздохнуть. Наверняка она уже сожалела о том, что пришла так рано и теперь чувствовала себя ужасно неудобно.
— Тамара Васильевна, — нашлась вдруг Юлька, — вы не поможете мне решить один хозяйственный вопрос?
— Да-да, конечно, — мгновенно оживилась та, — а что случилось?
— Дело в том, что я поставила тесто на пиццу, но оно как-то плохо поднимается. Я не знаю, можно еще что-нибудь исправить, или уже поздно?
Тесто Юлька поставила минут пять назад, и оно просто не могло подняться за такой короткий промежуток времени. Она прекрасно знала об этом, и все же решила рискнуть, в глубине души надеясь, что кулинарные познания Тамары Васильевны вреда не принесут. Они вместе прошли на кухню и застали там Сергея, который сбежал от женщин, чтобы не мешать их разговорам, и теперь сидел, уткнувшись в газету.
— Сережа, родной, мы тебя выгоняем, — Юлька проговорила это самым обычным домашним тоном, замирая от звуков собственного голоса и пытаясь представить, как он отреагирует. В том, — что Палаткин сыграет достаточно хорошо, она была уверена, но вот что он сделает именно сейчас? Отложит газету и разведет руками? Ответит в тон, обратившись к ней «милая» или «дорогая»? А может быть, просто встанет и уйдет, тяжело вздыхая и изображая замученного женскими капризами хозяина дома?
Сергей действительно отложил газету, встал и подошел к ней.
— У тебя волосы под воротник забились, — сказал он, проводя пальцами по ее шее и поправляя загнувшуюся прядь. Юля еще в детстве любила, когда ей расплетали и заплетали косы, и млела от одного прикосновения к волосам. Но чувство, охватившее ее сейчас, было новым и необычным… Ей хотелось удержать эти теплые твердые пальцы, заставить их еще раз скользнуть по коже, а потом поднести к лицу и поцеловать. Вобрать в себя их едва уловимый запах, провести ими по своему лбу, по глазам, по щекам… Она опомнилась. Рука Сергея все еще лежала на шее и легкомысленно теребила мочку ее уха.
— Ну что ж, раз выгоняете, придется исчезнуть, — произнес он нарочито трагично и, чмокнув Юлю в щеку, вышел в коридор.