А три минуты спустя машины уже мчались вперед, Джим показывал дорогу и болтал при этом без умолку.
– Да жив он, точно! Должен быть жив. Мы же не хотели вовсе. Ей-богу, жаль, что так получилось!
Он уставился на черные шатры и замолчал.
– Не дрейфь, приятель, – пробасил полицейский. – Пошли.
Двое полицейских в темно-синем, двое санитаров в призрачно-белом и двое мальчишек не поймешь в чем в последний раз повернули, огибая «чертово колесо», и остановились перед каруселью.
Джим застонал сквозь зубы.
Кони окаменело взвивались в ночь на полном скаку. Звездный свет мерцал на медных копьях. И больше – ничего.
– Он ушел.
– Был он здесь, клянемся! – горячо заговорил Джим. – Ему лет сто пятьдесят было, а то и двести, он и умирал от этого.
– Джим, – тихонько сказал Вилли.
Четверо мужчин беспокойно озирались.
– Может, его в шатер отнесли, – предположил Вилли.
Полицейский взял Джима за локоть.
– Ты говоришь, лет сто пятьдесят? – спросил он. – А почему не триста?
– Да может, и триста! – взрыдал Джим. Он повернулся и крикнул: – Мистер Кугер! Мы помощь привели!
На Шатре Чудес мигнули огни. Черные полотнища знамен хлопали и трепетали перед входом. Полицейские посмотрели вверх. «МИСТЕР СКЕЛЕТ. ПЫЛЬНАЯ ВЕДЬМА. СОКРУШИТЕЛЬ. ВЕЗУВИО, ПЬЮЩИЙ ЛАВУ» – танцевали огромные буквы, каждая на отдельном вымпеле.
Джим помедлил и снова позвал:
– Мистер Кугер! Вы… там?
Флаги в ночном воздухе вздохнули. Шатер выдохнул теплый львиный дух.
– Ну что? – спросил полицейский.
Джим, задрав голову, читал появлявшиеся на флагах буквы.
– Они говорят: «Да». Они говорят: «Входите».
Джим шагнул вперед. Остальные вошли за ним. Внутри им пришлось перешагнуть через скрещенные тени от шестов, преграждавшие дорогу к высоким чудным подмосткам. Там за карточным столиком собралась невиданная компания. Карты в руках и на столе переливались оранжевым, ярко-зеленым и солнечно-желтым цветами. На них можно было разобрать изображения каких-то бледных зверей и крылатых людей. Игроков было четверо: подбоченившийся Скелет, Дутик, которого спускали каждую ночь и надували каждое утро, уродливый лилипут по имени Бородавка, а рядом с ним и вовсе какая-то мелюзга, то ли гном, то ли урод, не поймешь, вцепился в карты узловатыми, изуродованными артритом пальцами.
Стоп! Карлик! Вилли насторожился. Что-то там было насчет рук… Знакомые руки… Кто? Когда? Где? Ладно, не вспомнить. Он перевел взгляд в глубину шатра. Там стоял синьор Гильотини при полном параде. Весь в черном, в черных сапогах до колен, черный капюшон на голове, – стоит возле своего детища и руки на груди сложил. Голодный гильотинный нож высоко поднят – сплошные блики и метеорный блеск. Так и хочет ринуться вниз. А там уже приготовлена кукла. Лежит и ждет своей участи. Еще дальше стоит Сокрушитель – сплошные железные мышцы и стальные жилы, хоть сейчас готов сокрушить кому-нибудь челюсть или согнуть подкову. Тут же расположился и Везувио с истертым языком и сожженными зубами. Больше того, он находился при исполнении обязанностей и как раз допивал каменную чашу с лавой. По своду шатра перебегали багровые и малиновые отсветы. Неподалеку, каждый в своей будке, тридцать других уродцев наблюдали за игрой огней, дюжиной маленьких огненных солнц, бегавших над краями чаши. Везувио заметил посетителей и вылил остатки в бочку с водой. Шарахнулся пар. Все застыло. Даже противный зудящий звук, с самого начала наполнявший балаган, смолк.