– Простите, – перебила она, – мы знакомы?
Генриха будто огрели по лбу дубиной. Он осекся на полуслове, а в ушах зазвучал издевательский голос Сельмы: «Ты ее уже потерял». Он воспринял те слова как угрозу – пусть не пустую, но еще не осуществленную. А ведь мог бы уже привыкнуть, что «фаворитка» маниакально точна во всем, в том числе и формулировках. Если обещала, что мир изменится, значит, так оно и случится. Сказала – потерял Анну, значит, действительно потерял…
– Я неудачно выразился, фройляйн Майреген… – выдавил он. – Имел в виду, что еще в прошлый раз хотел обратиться к вам, но обстоятельства не позволили. Вы ведь библиотекарь, работаете, среди прочего, с раритетами, а мне нужна была научная консультация…
Генрих умолк, заметив, как у Анны округлились глаза. Проследил ее взгляд и мысленно выругался – деревянная стойка, в которую он вцепился, густо покрылась изморозью.
– Не пугайтесь, – сказал он мягко. – Это лишь случайный эффект, растает через минуту…
Желая успокоить ее, сделал шаг за стойку, но девчонка испуганно вжалась в кресло. Генрих поднял ладони и отступил.
– Всё-всё. Смотрите, я уже ухожу. Сейчас вернутся ваши друзья. И вы были правы – это всего лишь недоразумение. Я ошибся и пришел не по адресу…
Больше всего он сейчас сожалел о том, что не умеет стирать память, как «фаворитка». Чтобы Анна заснула на полминуты, а проснувшись, просто забыла эту безобразную сцену.
Он выскочил за дверь и едва не сшиб кого-то из «шалопаев». Тот бросил ему в спину обидное замечание, но Генрих даже не обернулся. Он шел по длинному коридору, а солнце за окнами, красное от стыда, сползало за горизонт.
Пытаясь мыслить рационально, Генрих твердил себе, что такой поворот имеет в каком-то смысле свои положительные моменты. Сельма решит, что уже наказала Генриха, и оставит зеленоглазку в покое. Значит, Анну можно не прятать и лишний раз не пугать. Он полностью сосредоточится на охоте за ведьмой. Разберется с ней и узнает, как обернуть волну вспять. Наваждение развеется, и все станет как прежде. Да, вот именно, все наладится…
Но на душе все равно было мерзко.
– Генрих, мой мальчик!
Он сообразил, что идет мимо приемной ректора. Говорливый колобок выкатился навстречу, словно караулил за дверью.
– Как вам не совестно? Совсем забыли старика! Не захо́дите, не звоните…
Второй раз за пару дней слушая этот укоризненный монолог, который как будто лился с заевшей граммофонной пластинки, Генрих улыбнулся помимо воли. Ну хоть кто-то здесь его, Генриха, еще помнит…
– Как раз хотел заглянуть к вам, герр ректор. Оказался в городе по делам и не мог не навестить нашу славную альма-матер.