— Вам это довелось видеть?
— Да, и если вам не наскучить, расскажу как. Только надо начать немножко издалека — то есть, так-таки почти с впечатлений детства.
— Просим, — сказали мы.
— От моего деда мне по наследству перешли записки. Старику было нечего делать, он был богатый помещик и, сидя в своем старом доме на Петербургской, день за днем записывал в толстую конторскую книгу, которая вместе была и расходной, все, чему свидетель в жизни был.
Много пустяков, мелочей, потерявших смысл и интерес, но кой-где любопытные блестки. Чудно, например, читать, что было время, когда чудесная паюсная икра в Питере стоила 40 коп. фунт. Но это между прочим. К делу относятся только пометки деда о посещениях его странным человеком, неким Данилой Матвеевичем!
Это был по роду занятий художник, а по роли, какая ему выпадает на всем протяжении дневника, — что-то в роде не то фамильного доктора, не то астролога, какие жили в старину при дворах феодалов. Совершенно маловероятный для России тип.
Самое знакомство с ним началось с того, что он пришел к деду незваный и предупредил его не ездить в известный день в банк. Дед послушался и послал кого-то вместо себя. Дорогой лошади понесли и расшибли бричку и этого посланного едва-ли не на смерть.
С этого времени дед почувствовал к Даниле Мат5веичу что-то в роде благодарности, смешанной с каким-то суеверным чувством. Данила Матвеич недурно ловили портретное сходство и, чтобы дать ему заработок, — ибо он был горд и никогда не пошел-бы на положение приживала, — ему поручили писать чуть не всю семейную галерею. Для церкви он писал картины, — икон не писал, в роде как бы из принципа.
Сохранилось в памяти, что, по манере старых мастеров, любил он зарисовывать на этих картинах иногда живых людей. Но не только об людях этих забыли, но и картин, им написанных, я не видел. Кроме, впрочем, одной, О ней речь впереди.
Еще было достоинство у Данилы Матвеича— он умел «пользовать». Что-то он клал на зубы, давал настой против ревматизма сбившихся со сна угощал какими-то порошками, от которых человек впадал в сонный запой, или, как он выражался, — в сквозняк, т. е. мот проспать аккуратным манером сутки, от полдня до следующего полдня.
Деда моего он как-то счастливо и с места излечил от страшных головных болей, посоветовавши ему открыть на руке фонтанель, — тогда это входило в моду. Дед послушался, и его боли точно рукой сняло.
На чем Данила Матвеич был помешан, — это на чесноке. Всегда у него с собой в кармане было несколько его. Головок, и он их раздавал направо и налево, выдавая чуть не за панацею. Как-то он применял сюда сказание библии про фараона, который запретил евреям есть чеснок, — » это-де наш египетский бог». На самом деле, фараон-де просто хотел обессилить нацию, ибо чеснок укрепляет память, усиливает энергию и т. д.