– Не-ет, друг мой Алекс. Сиятельство поклялся, что убьет меня на месте, если по собственной инициативе попадусь на глаза. Как-то не хочется мне испытывать судьбу. Поговори с ним. Пусть он прикажет мне прийти. Я буду ждать.
Алекс кивнул, уже заранее зная, что не станет выполнять эту просьбу. Ян никогда не рассказывал ему правды о том, что за кошка пробежала между ним и господином, отвечал уклончиво, что это их личное дело. А раз личное, то пусть сами и разбираются. Выступать адвокатом Алекс не собирался, и каждый раз соглашался на просьбу Яна просто из нежелания слушать его нытье.
Шестеро личных стражей, построенных в ряд на площадке у дверей в темпл, звякнули оружием и сделали боевую стойку при появлении Алекса, но при виде Яна приняли «вольно».
– Нападения опасаетесь? – хмыкнул Алекс.
– По статусу положено, – проворчал Ян. – Так-то кому охота в трезвом рассудке на Сиятельство нападать?
– А на канцлера? – поддел Алекс.
– Да кому он нужен.
Ян лично подошел и распахнул дверь в темпл, пропуская Алекса внутрь. Защелкнул замок за его спиной, благоразумно оставшись снаружи.
В квадратном зале главного помещения пахло тлеющей полынью. Горьковатый дымок витал в воздухе, щекотал нос и оседал на языке. Высокие толстые желтые свечи в тяжелых напольных светильниках важно пускали прозрачные слезы. Ласковые и снисходительные лица святых смотрели на Алекса с каждой стены, окружали его, протягивая руки и словно желая обнять. Взаимного стремления он не испытывал, слишком хорошо знал, как удушающе крепки объятия любой из высших сил.
Где-то вверху, под самым куполом, тоненько и чисто пел мальчик. Он пел на древнедарданийском, языке первых горных монахов, Алекс не понимал ни слова, но почему-то необъяснимая тоска вдруг сжала его сердце. Тоска по прошлому, по ушедшей юности, по светлой первой любви, по возможности вместе с любимой мечтать о безоблачном будущем счастье. На миг показалось, что ему снова восемнадцать, он впервые увидел Эльзу и понял, что не сможет жить без нее. И даже ее лицо встало перед глазами: красивое, тонкое, нежное.
Звонкий голос сделал пируэт – и тут же на Алекса нахлынула безысходность. Он уже никогда не сможет быть с ней, он потерял ее, потерял по собственной глупости, и теперь он даже не молодой мужчина в расцвете лет – он разбитый горем старик, медленно умирающий без единственной женщины, которая могла сделать его по-настоящему счастливым.
Димитрий стоял к нему спиной, у алтаря, чуть расставив ноги и заложив руки назад. Его гладкие черные волосы немного отросли в последнее время и были зачесаны назад, но сам он ни капли не изменился с тех пор, как Алекс имел несчастье увидеть его в первый раз. Белоснежная одежда обтягивала его широкие плечи, подчеркивала мощную фигуру хищника. Но Димитрий не был хищником в тот момент, он казался мраморной статуей, куском льда, из которого высекли облик человека.