Юаким Самуэльссон покачал головой.
– Это было так давно. Он был очень похож на меня… такие же…
В машине стало тихо. Мокрая серая крыса, покачиваясь, пробежала по темному тротуару и скрылась в замусоренных кустах.
– Что вы хотели мне рассказать? – помолчав, спросил Йона.
Юаким потер глаза.
– Вы уверены, что это сделала Лидия Эверс? – еле слышно спросил он.
Йона кивнул:
– Больше чем уверен.
– Вот как, – прошептал Самуэльссон и тяжело сглотнул. – Там, в приюте… Лидии было всего четырнадцать, когда выяснилось, что она беременна. Там, конечно, все черт знает как перепугались и заставили ее сделать аборт. Хотели всё замять, но… Было много осложнений, в матку занесли тяжелую инфекцию, она захватила яичники. Но Лидия принимала пенициллин и выздоровела.
Юаким положил дрожащие руки на руль.
– После приюта я стал жить с Лидией. Мы жили в ее доме в Рутебру, хотели родить ребенка, у нее это была просто идея фикс. Но у нас никак не получалось. И она решила сходить к гинекологу. Никогда не забуду, как она вернулась от врача и сказала, что после того аборта у нее не будет детей.
– Это от вас она забеременела в приюте, – уточнил Йона.
– Да.
– Значит, вы задолжали ей ребенка, – сказал Йона, больше самому себе.
Утро воскресенья, двадцатое декабря,
четвертое воскресенье Адвента
Густо-густо падал снег. Сугробы лежали на зданиях терминала в Арланде. Приезжали машины, подметали посадочные полосы и снова уезжали. Эрик стоял возле большого окна и смотрел на ленту дорожных сумок, въезжавшую в большой нарядный самолет.
Симоне принесла кофе и тарелку с шафранным кренделем и пряным печеньем. Поставила перед Эриком два стаканчика с кофе и уткнулась лбом в стекло, за которым виднелись самолеты. Симоне с Эриком смотрели, как стюардессы поднимаются по трапу. Девушки были в красных рождественских колпачках; их, как видно, страшно беспокоила слякоть под туфельками.
На подоконнике аэропортовского кафетерия стоял механический гномик, ритмично качавший бедрами. Батарейка садилась, движения становились судорожными, дергаными. Эрик перехватил взгляд Симоне. Она иронически подняла брови при виде совокупляющегося с пустотой гнома.
– Нас угостили булочками, – сказала она и уставилась в пустое пространство. Потом вспомнила: – Четвертый Адвент. Сегодня четвертое воскресенье Адвента.
Они посмотрели друг на друга, не зная, что сказать. Вдруг Симоне дернулась со страдальческим видом.
– Что случилось? – спросил Эрик.
– Фактор, – простонала она. – Мы забыли… если он там, если он живой…
– Симоне, я…
– Так много времени прошло… он не сможет стоять на ногах…