Изначально Гитлер вообще не хотел принимать Игры. Его оскорблял почти каждый аспект главной идеи этого мероприятия. Еще год назад он обозвал Олимпийские игры «еврейским и масонским» изобретением. Сама суть олимпийского идеала – спортсмены всех наций и рас, которые объединяются и соревнуются на равных условиях – была полной противоположностью ключевому убеждению Национал-социалистической партии, которое гласило, что люди арийской расы очевидно превосходили все остальные народы. У фюрера вызывало глубокое отвращение любое упоминание того, что евреи, негры и другие кочевые племена со всего мира приедут и будут шататься по Германии. Но через восемь месяцев после того, как он пришел к власти в январе, Гитлер поменял свое мнение.
Этим изменениям больше, чем кто-либо другой, способствовал Йозеф Геббельс, рейхсминистр народного просвещения и пропаганды. Геббельс – ярый антисемит, который оказал очень большую поддержку Гитлеру в его политической карьере – сейчас систематично разрушал то, что осталось в Германии от свободной прессы. Ростом он был чуть более полутора метров, его правая стопа была деформирована, как и вся нога, которая была короче левой, голова его была странной формы, пожалуй, слишком большой для такого маленького человека, и вообще, он ничем не был похож на высокопоставленную фигуру авторитетного политика, хотя на самом деле Геббельс был одним из самых влиятельных доверенных людей Гитлера. Он обладал великолепным умом, невероятной силой убеждения и необыкновенным коварством. Те, кто знал его лично – среди них посол Америки в Германии Уильям Додд, его жена Мэтти и его дочь Марта, – находили его «очаровательным» и «заразительным», «одним из немногих людей в Германии с чувством юмора». Для такого небольшого человека у него был невероятно сильный голос, которым он орудовал, словно рапирой, когда обращался к народу с трибуны или вещал по радио.
На прошедшей неделе он собрал триста берлинских журналистов, чтобы проинструктировать их по поводу положений нового национального закона о печати, введенного партией. Прежде всего, объявил он, впредь, для того чтобы заниматься журналистской практикой в Германии, каждому необходимо будет получить лицензию у его печатной организации, «Рейхсвербанд дер дойчен пресс», и ни один человек, кто имел – или чья супруга имела – еврейские корни с любой стороны, ее получить не смогут. Что же касалось выпускаемого материала, никому не разрешалось публиковать статьи, которые не были сначала одобрены партией. В особенности это касалось тех материалов, которые «расценивались как ослабляющие силу Рейха на родной земле или за границей, общественную волю немецкого народа, ее военный дух, культуру или экономику страны». Но все это и не должно было вызвать проблем, как спокойно убедил Геббельс шокированных журналистов в тот день: «Я не вижу причин, по которым у вас могут возникнуть проблемы с тем, чтобы писать статьи в соответствии с интересами государства. Вполне возможно, что правительство иногда может ошибаться – это касается индивидуальных мер и запретов, – но абсурдно полагать, что есть что-то превыше правительства. Да и в любом случае, в чем польза журналистского скептицизма? Он только ставит людей в неловкое положение и путает их».