Платон бодрился, но вид его был ужасен. Новая суконная поддевка изодрана в клочья: вата лезла из всех дыр и, разлетаясь, трепетала вокруг на кустах орешника. С ног до головы Платон был облеплен окровавленным снегом. Над левой бровью зияла глубокая рваная рана, вторая сильно кровоточила на затылке. Часть великолепной бороды на кусочке кожи висела под подбородком. Из правого рукава струилась кровь. Его рукавицы и винчестер валялись затоптанными в снегу. И тем не менее Федоров держался молодцом, шутил:
— Я ведь ешшо когда под ей барахтался, кричал: «Ребятишки, выручайте!» Только вам, поди, не слыхать было…
Как умели, перевязали раненого и отправили домой, а сами побрели следом пешком. Но перед этим все же осмотрели добычу. Убитой оказалась тигрица. А по наблюдениям потомственных охотников-тигрятников давно замечено, что тигрицы чаще, чем тигры, нападают на охотников.
Ольга Лукинична сидела у окна за своей зингеровской машинкой. По привычке проворно крутила ручку, но мысли ее были не здесь. Как-то там в лесу? Ведь все трое неопытны для серьезной охоты, о Турунтаеве и говорить нечего. А Михаила все нет…
И вдруг увидела: во двор влетел жеребец Золотой, и с него почти свалился на землю какой-то мужчина в окровавленных лохмотьях! Она вскочила, но Платон уже стоял на пороге, ободранный и грязный, но сияющий как именинник. И первыми его словами были:
— Ну, Ольга Лукинична, а тигра мы все ж таки убили!
Она всплеснула руками:
— Господи, твоя воля! Что с тобой наделали? Лизавета! Ян! Куда все запропастились? Бегите, ищите Митюкова, пусть закладывает легкие санки. Скажите, мать велела срочно везти Платона в госпиталь в Барабаш! Бегом!
Платона кое-как переодели, умыли, перебинтовали, напоили чаем. А через полчаса краснощекий и красноносый, с развевающейся седенькой бородкой Митюков уже погонял коня. Рядом с ним, укутанный в тулуп, сгорбившись, сидел богатырь Платон Федоров.
Возвратившись из города, Михаил Иванович, не задерживаясь, поскакал в Барабаш. Вернулся лишь на следующий день, ночевал у доктора Кановера. Все с трепетом ждали, что он скажет, и, заметив его скупую улыбку, затаили дыхание. Мать первая задала волновавший всех вопрос:
— Ну что, как там Платон?
— Спасибо Абраму Иосифовичу, сумел предотвратить начавшееся было заражение. Раны зашил, с ними в порядке. Но правая кисть сильно покалечена. Боюсь, что объезжать лошадей Платону теперь будет трудно.
— Это не так страшно. А с ним-то с самим разговаривали?
— Как же. Молодчина он: весь в бинтах, кисть в лубке, а смеется, шутит. Благодарил за гостинцы.