…Трифон Бирич и Перепечко, услышав от Харлова, что ревком разрешает всем ходить в Ново-Мариинск, немедленна отправились на пост.
— Ох и выпьем мы сейчас у отца! — говорил Трифон Бирич и жадно облизывал губы, предвкушая удовольствие. — А закуски у нас какие! Помнишь?
— Быстрее их сожрать надо, а то как бы ревкомовцы не отобрали. — Перепечко выругался.
В нем, заросшем, грязном, трудно было узнать того щеголеватого офицера, который еще недавно командовал отрядом в Ново-Мариинске. Глаза его горели ненавистью. Он сплюнул на снег, и по лицу пробежала усмешка:
— Ревкомовцы еще получат от меня сюрпризец, и не один.
— Ты о чем? — не понял Трифон.
Перепечко заколебался и неопределенно ответил:
— Да так, всякая ерунда в голову приходит.
— Вымоемся в горячей воде — и за стол, — продолжал говорить Бирич. — А затем в чистую и мягкую постель.
— И была бы под боком мягкая баба, — захохотал Перепечко и тут же оборвал смех, увидев, как Трифон яростно на него взглянул. — Ты чего?
Перепечко не понимал, что произошло с Трифоном. Лицо Бирича налилось кровью, и он ускорил шаг. В крупной фигуре Бирича было что-то угрожающее Перепечко догнал Трифона и услышал, как тот бормочет:
— Убью, гадину, убью…
Тут Перепечко догадался, что Трифон вспомнил о своей жене. За все время, что они находились на копях, Бирич ни разу не заговорил о Елене. Даже тогда, когда на копи пришла весть, что Елена стала женой Мандрикова. Кое-кто подшучивал над Биричем по этому случаю, но он держался так, словно ничего не произошло.
— Не ее надо, а его, — сказал Перепечко. — Она баба, что с нее возьмешь? Не будь его, она была бы по-прежнему с тобой.
— Отец ее Свенсону готовил, — глухо сказал Бирич. — Хотел подороже продать и потом дивиденды получать, как с хорошей акции.
Перепечко только присвистнул от удивления. И тут же бесшабашно:
— Ну чему быть, того не миновать, Трифон. И не надо унывать. Все на свете трын-трава. Эх, выпить бы сейчас! А ревкомовцам я кое-что устрою. Попомнят они меня.
Перепечко опять выругался и оглянулся, не услышал ли его кто. Шахтеры шли группами, но вблизи Перепечко и Трифона никого не было. Они шли по дороге, ведущей в Ново-Мариинск. Короткий день уже клонился к вечеру. Хмурое небо было забронировано толстыми снеговыми тучами.
— Чего ты ревкому сулишь? — пренебрежительно спросил Трифон. — Болтовня одна. Они нас вон как упекли. Спасибо скажи, что вслед за Громовым не отправили.
«Трус, — с презрением подумал о товарище Перепечко и похвалил себя за осторожность. — Давно бы послал тебя, слюнтяя и тряпку, к чертовой матери, да мошна у твоего отца полная».