Герган отпрянул, будто кто-то замахнулся на него.
— Мама, зачем обманываешь себя пустыми надеждами?
— Умно ты толкуешь, сынок, да все ошибаешься. Что такое птицы без крыльев? Так и мы без надежды.
— Не подпишу я.
— Подпиши! — гневно крикнула Вагрила.
— Мама, — с ласковым укором произнес Герган. — Ну зачем ты обманываешь себя?
— Коли не буду себя обманывать, я умру.
— Время свидания истекло! — предупредил полицейский.
— Повинись, Герган!
— Я должен кончить достойно, как и начал, мама, — Герган даже не посмотрел на лист бумаги в ее дрожащих руках.
— Подпишись, сынок!
— Нет, мама! — Герган ласково ей улыбнулся.
— Что ты подпишешь, что я — все едино, ведь ты же плоть от плоти моей… — твердо сказала она и отвернулась.
Герган прижался лицом к стеклу. Вагрила пошатнулась, оперлась на мгновение о стену и, не оборачиваясь вышла.
*
Родное село как-то неожиданно предстало перед Вагрилой, но ничто, кроме горечи не всколыхнулось в ее душе. Она остановилась, печально поглядела на Крутую-Стену, на ее заросшие лесом склоны, на безмолвные заснеженные поля. Они показались ей более родными и близкими, чем само село. Несчастие разметало ее семью. Что осталось от ее дома?.. Скрип телеги пробудил ее от дум, и она заторопилась. Во дворе крайнего дома села залаяла собака. Хоть бы никто не вышел, она не хотела встречаться с людьми. Для чего они ей, чтобы жалели ее, сочувствовали…
Дворовый пес учуял ее и радостно залаял за воротами. Теперь только он и будет встречать ее.
— Песик ты мой, — она через силу улыбнулась и погладила его по жесткой шерсти. Собака, радостно скуля, побежала вперед. Прошлась вдоль фундамента, обнюхивая закопченные камни кладки, и повернула морду к Вагриле.
«Тут на ступеньках я и поймала Гергана с листовками. — Она подняла глаза. — А вот тут навес был и зимой на жердине сушилась домашняя колбаса. Герган ее очень любил…» Визг собаки прервал мысли Вагрилы, и она поглядела на нее. Собака царапала когтями землю у двери сарая.
— Пошел! Пошел! — вышла из сарая бабушка Габювица.
Вагрила направилась к ней. Свекровь вздрогнула и отшатнулась.
— Кто это?
Голос прозвучал глухо, будто из-под земли. Сердце Вагрилы сжалось.
— Мама!
Бабушка Габювица вгляделась, узнала ее и стала убирать под рваный черный платок редкие седые волосы. Видно не хотела, чтобы невестка видела ее такой растрепанной.
Помахивая хвостом пес радостно смотрел на них. Обе женщины молча вошли в сарай, где прямо на земляном полу, словно в открытом поле, тлели угли костра. С балки, на которую дед Габю когда-то вешал косу, теперь свисал на цепи закопченный котелок. В углу, рядом с грохотом — горшок, в другом углу — сундук. На полу лежал опрокинутый трехногий табурет. Бабушка Габювица подняла его и тихо сказала невестке: