. Что ж, отступать было нельзя. Да и поздно было — уже запели боевые трубы…
Дхаути и Себек-хотеп рассчитали правильно — ряды меша, состоявшие на четверть из новобранцев, ринулись вперёд стремительно, ошеломляя врага быстротой и свирепостью этого натиска. Они преодолели ров в считанные минуты и бросились к стенам Кидши, хотя вражеские стрелы и дротики косили их ряды беспощадно. Тутмос видел, что многие из них не умеют прикрывать голову и грудь щитом, позволяют стрелам беспрепятственно поражать их в лицо, и всё же ни один не повернул назад, воины перескакивали через трупы убитых товарищей и бежали дальше, словно обезумевшие животные пустыни. Вот уже кое-кто из них добрался почти до самых стен, должно быть, среди них был и молодой Пепи, мечтающий об увеличении богатства, воины тащили осадные лестницы, лёгкие и прочные. Вот уже двинулись следующие ряды меша, состоящие из более опытных воинов, они двигались не так быстро, но гораздо увереннее, не только уклоняясь от стрел, но и не без успеха посылая вперёд и вверх стрелы из своих луков. Защитники Кидши были заняты осадными лестницами; одна из них, как тяжёлая виноградная гроздь, уже рухнула на землю, несколько воинов с другой уже почти достигли вершины стены, но и она рухнула на землю, похоронив большинство осаждающих, а немногие живые со стонами выползли из-под её обломков, как полураздавленные мухи. Тутмос смотрел, не появится ли на стенах сам правитель, но преисполненный гордости царь не удостаивал защитников города лицезрением своей особы и, как полагал Тутмос, вряд ли даже наблюдал за обороной крепостных стен. Они не любят шума и крови, эти напыщенные ханаанские царьки в пёстрых одеждах, их уши, отягощённые золотыми серьгами, не любят криков и стонов умирающих, руки, благоухающие розовым маслом, не знают тяжести меча. Тутмос велел своему верному колесничему Неферти подъехать поближе, надеясь, что его вид воодушевит воинов. В осадном бою колесницы были не нужны, и царская колесница сразу обратила на себя внимание не только воинов Кемет, но и лучников Кидши. Первая же стрела, пущенная со стены, зазвенела, ударившись о борт колесницы. Тутмос только презрительно покосился на неё и натянул свой большой лук, его стрела оказалась удачливее — один из воинов Кидши упал, поражённый в грудь.
— Вперёд, храбрые руки! Вперёд, многочисленные руки[109]! Моё величество с вами, с нами благословение великого отца моего Амона!
Ещё одна лестница рухнула наземь, но в рядах лучников Кидши видны были уже значительные просветы. И тогда со стен полетели камни, не менее опасные, чем стрелы. Мелькнули и фигуры темнокожих воинов, вооружённых метательными палками и пращами, — их искусство было знакомо Тутмосу, в его войске тоже были отряды кушитов. Один камень, брошенный со стены, сбил с ног военачальника Хети, просвистевшая вслед за ним стрела ударилась о щит, который держал Неферти.