Лео оторопел от такой мысли: едва ли все это можно положить на чаши весов. Возможно, теперь, задним числом, его привязанность к Эрике становится фанатичнее, воображение может оказаться ярче действительности. Ведь и другие женщины кое-что значили для него. Особенно Нелла. Словно какой-то крайне необходимый для существования элемент, отсутствие которого вызывало бы трудно переносимые сбои.
В свое время и Айли не была пустым местом.
Эту женщину он знал даже дольше, чем взрослую Эрику, не говоря о Нелле. Хотя уже давно не желал о ней ничего знать.
Айли вроде была рядом уже тогда, когда ранней весной сорок четвертого года Лео бежал в Финляндию.
После принудительной мобилизации, которую объявили немцы, жизнь стала адом. В сорок первом появилось понятие: лесной брат; впоследствии было удобно объявлять себя лесовиком и бродить по лесам — на всякий случай, — чтобы увиливать от работ и забот. В холодное время все забирались в теплое гнездышко под родной кров. Когда немцы обнародовали свой приказ, лесные сеновалы снова стали убежищем, туда пробирались по сугробам, в овчинных шубах и в валенках: неуклюжие фигуры, которые вновь должны были обрести чутье и сноровку лесного зверя. Вообще над головой сразу повисла темная туча: повсюду шныряла немецкая полевая жандармерия, люди перестали доверять друг другу, боялись предательства — мало ли было хозяйских сынков, которые еще совсем недавно у себя на хуторе в чистых комнатах выпивали с немцами и устраивали гулянки, а с грамофонных пластинок неслась песенка про Лили Марлен.
Вдруг кто-нибудь из них стал доносчиком?
Так и бродили в одиночку, боялись чужой тени, они с Вильмутом все же держались вместе, по крайней мере можно было соснуть. И добывать еду легче было вдвоем, женщины с того и другого хутора приносили съестное на условленное место.
Вдруг прошел слух, что в соседней волости жандармы схватили в лесу двух мужиков и на месте расстреляли. От этой вести захолонуло сердце. И все же им с Вильмутом и в голову не приходило идти в немецкую армию, истинные патриоты отказывались становиться под чужое ружье.
Благодаря хлопотам и стараниям женщин, к тому же за большую цену — на хуторе Виллаку и на Нижней Россе резали свиней и обращали мясо в царские золотые десятирублевки, — их взяли на каменистом мысу северного побережья в лодку. Начался путь среди ледяного крошева в Финляндию. В перегруженную лодку набилось с десяток человек, и каждому приходилось жилиться за двоих, чтобы живыми перебраться на другой берег. Мотор отказал, льдины шли на таран лодки, просачивалась вода, к тому же темнота накинула мешок неведения, — к счастью, никто богу душу не отдал.