Вечером они по-человечески сидели в квартире за обеденным столом. Мать Айли опустила на окнах светомаскировку и поставила посреди стола свечу. После воображаемых картин было странно видеть на стенах вполне пристойные, вставленные в рамки картины: пейзажи, цветы, натюрморты. За стеклом в шкафу стояли в ряд книги; сердце Лео почему-то заколотилось, когда он подумал: может, на них лежит еще довоенная пыль. Удивительно, этой квартиры словно бы и не коснулась война, ничто не было запущено: на полу лежал ковер и стол украшали красивые чашки; из хрустальной сахарницы серебряными щипцами брали таблетки сахарина и клали в злаковый кофе. Праздник так праздник. Все смеялись, болтали наперебой, отведали ягодное вино и немецкий эрзац-коньяк, и ни у кого не было желания задумываться о будущем, Лео старался быть дружелюбным и благодарным, целовал ручку Айли и матери, произнес прочувствованную застольную речь, изображал великосветского юнца из выпускного класса довоенной гимназии. Обе женщины с одобрением смотрели на него. Захмелевший и опьяненный избавлением Лео просто блистал остроумием.
Проспав день, они с Вильмутом на следующий вечер отправились в путь. Они заверили любезное семейство в своей непреходящей благодарности, пообещали сделать для них все, если они — избави бог — попадут в беду. В один голос пригласили на отдых в деревню — это вышедшее из обихода слово прозвучало смешно, — но ведь можно было надеяться, что жизнь опять потихоньку войдет в прежнюю колею.
В этот миг они словно бы забыли о разрушениях, человеческой бесприютности, разобщенности семей, об убитых, раненых и о том, что война еще далеко не закончилась.
Известно, что благодарность — это такой груз, от которого стараются как можно скорее избавиться.
Когда они осенью того же года спешно покинули Медную деревню и обосновались в городе, они уже не соблаговолили навестить милую семью. Их с нею и случай не свел. Да ведь всех и не оделишь поклонами, кто в трудные времена протянул тебе руку помощи. Может, они с Вильмутом и не думали столь цинично, скорее ими руководило желание похоронить свое прошлое; разумнее было обрезать нити, связывавшие их с ним.
Жизнь надо было прожить, приходилось держать нос по ветру и подлаживаться к тому, что есть.
В те времена Лео изо всех сил старался влиться в новую обстановку, был занят в основном заботами о хлебе насущном. Как прекрасно уравновешивает человека подстегивающая его забота о хлебе насущном! Как легко преодолимы и другие скромные заботы: чтобы в холод была теплая одежда, имелось бы жилье, куда прийти и уронить на постель уставшее тело.