Лео передал папиросы.
— А спички? — пропыхтела возбужденная старуха.
К счастью, у него в кармане шуршала начатая коробка.
Лео принялся пожимать горячую руку старушки, когда подошла дюжая опекунша и, покачав головой, сказала:
— Чего нельзя, того нельзя.
Легким движением она взяла у старушки папиросы и вернула их Лео. Коробку спичек старушка благоразумно успела спрятать в отвернутый рукав своего обвислого платья.
Лео почувствовал себя перед этой дородной женщиной так, будто он разом уменьшился в росте до метра, словно суровая рука учителя схватила его, мальчишку, за вихор.
Уши у Лео зарделись, он собрался с духом и попросил:
— Не запрещайте папиросы.
— Что станет с нашим домом, если мы будем нарушать заведенный порядок? — воскликнула опекунша.
Ее назидательные слова были обращены и к другим обитателям.
— Глядишь, иной и бутылку водки в тумбочке припрячет!
Добродетель здесь почиталась, а тех, кто грешил, презирали.
— Я прошу, — произнес Лео ледяным тоном.
Он обязан был сломить сопротивление этой высоконравственной женщины. Обстоятельства то и дело вынуждают человека быть в проигрыше, на этот раз Лео решил заупрямиться. Добиться для старухи разрешения курить стало для него вопросом чести.
— Пройдемте в мой кабинет, — предложила дюжая женщина и смяла в кармане своего халата какую-то бумагу. На глазах у старушек спорить не годилось.
Один старичок прислушивался с особым интересом, приложив к уху ладонь, с блестящими от удовольствия глазами и со злорадной усмешкой.
Лео последовал за женщиной в кабинет бывшего директора школы. Те же марлевые занавески на окнах, что и в палатах, скудная мебель и та же чистота, только обшарпанный письменный стол оставался здесь с прежних времен. Лео мог бы указать место на столешнице, где когда-то неизменно стоял вздернутый на серебряный флагшток трехцветный шелковый флажок.
Лео сел, закинул ногу за ногу. Он готов был слушать нынешнее начальство.
— Вы приходите и уходите, а мне с ними возиться и за них отвечать. За дом и за порядок тоже. А если она вдруг подожжет папиросой свое платье или постель? Тогда я до конца дней не смогу искупить свою вину. Одно время она не могла подниматься с кровати, и слава богу, что забыла про курево. Я-то надеялась, что и вовсе забыла. Вот те раз. Старых людей невозможно переделать.
— Им следует уступать, — произнес Лео.
— И угораздило же ее приобрести в России эту отвратительную привычку! — измученно вздохнула заведующая.
— Когда это она в России побывала? — спросил Лео.
— Давно, лет уже двадцать как вернулась. Но время дурной привычки не угасило.