— Надеюсь, вы всем довольны, ваше превосходительство, — сказал администратор, на лбу его дрожали капли пота.
— Полностью.
— Мы неизменно держимся в рамках закона.
— Какое отношение это имеет ко мне?
— Мисс Луксор говорит, к вам только что подходил карабинер. Я хочу удостовериться, что не намечается никакой облавы.
— Он сказал мне, что я поставил машину в неположенном месте, и только.
— Это ведь обязанность городской полиции, ваше превосходительство. И не входит в сферу деятельности карабинеров.
— Вы сомневаетесь в моих словах? — спросил Валь дн Сарат, чувствуя себя очень глупо и дрожа от гнева.
— Нет-нет, что вы. Слово офицера?
— Я одет так только потому, что был на встрече однополчан. Теперь я уже даже не офицер. И не имею к тому карабинеру никакого отношения.
— Ясно, — сказал отнюдь не убежденный администратор и отвратительно улыбнулся. — Надеюсь только, вы понимаете, что это пристойное заведение, угождающее слабостям человеческой натуры, как и любое другое.
— Вполне понимаю и очень приятно провожу здесь время. Однако хотел бы остаться в одиночестве.
Администратор с поклоном удалился, Фатима Луксор вернулась на свое место не более счастливой, чем раньше.
Ганс в углу серьезно говорил о чем-то, Тереза чрезмерно притворялась скучающей. Пора было положить конец его мучениям. Валь ди Сарат открыл портфель и подозвал официантку. Та подошла, шелестя соломой. Он протянул ей свою визитную карточку и фуражку Винтершильда.
— Отнесите это вон тому синьору в углу, — сказал Валь ди Сарат, и пока официантка шла к указанному столику, сунул в карман маленький черный пистолет.
Ганс холодно взглянул на официантку, взял фуражку и поднялся с широко раскрытыми глазами. Прочел визитную карточку и неудержимо замигал. Валь ди Сарат встал и небрежно подошел.
Мужчины неуверенно глядели друг на друга, а Тереза, внезапно поняв, что происходит нечто неожиданное, стала выглядеть на несколько лет младше.
Ганс протянул руку.
— Могу я приветствовать смелого офицера?
В эту минуту он утратил сочувствие Валь ди Сарата.
— Нет.
Валь ди Сарат сел, а Ганс побледнел от ярости.
— Сядьте и слушайте меня. Ганс молча отказался.
— Хотите устроить сцену? Ганс сел.
— Совершенно лишены воображения? — холодно спросил Валь ди Сарат. — Как думаете, зачем я здесь?
Ганс не ответил. Он с трудом сдерживал оскорбленные слезы. Отказ пожать руку был равносилен пощечине.
— Для вас это конец пути, — спокойно сказал Валь ди Сарат. — Вы повинны в военном преступлении, одном из самых жестоких и отвратительных за всю войну. Вы даже не слушаете. Все еще злитесь, что я не пожал вашу руку.