Ну а тот другой, которого раньше я здесь как-то и не видел, говорит: "А чего там такого сталось?".
И в этот момент я уже не выдерживаю, снова у меня дергается рука, снова колотится сердце, снова я чувствую, как оно все во мне скопилось и желает вырваться наружу, что снова все мое тело трясется.
Но я успокаиваюсь.
И говорю: "Блин! Да успокойся, не хочу я уже к этому возвращаться, ясно? Что было, то было. А сегодня – это уже теперь. Все, ничего не хочу больше говорить. Хочу развлекаться. Сильва, а поставь чего-нибудь…"
И Сильва чего-то поставила.
Кантри.
А я говорю: "Сильва, поставь чего-нибудь другое. Не такое дохлое".
И Сильва включает телевизор, в котором как раз говорит инженер профессор президент[29]. Мужики какое-то время пялятся на него с бычками во ртах и ничего не говорят, после чего Сильва выключает телик и снова врубает радио.
Рок.
А я говорю: "И принеси мне пиво, а?".
И Сильва приносит мне пиво и улыбается. А я ей тоже улыбаюсь.
И кто-то говорит: "Сильва – она все сделает. Наверняка берет в рот".
А я ему говорю: "Хавальник закрой".
А этот кто-то говорит: "Да я только хотел сказать, что новые девицы не берут".
А я ему говорю: "Оставь Сильву в покое, ясно?".
А он говорит: "Ясно".
А Морозильник говорит: "Наш Вандам – национальный герой".
А я ему говорю: "Морозильник, душа моя, я тебя люблю, но ты тоже заткнись, а?".
Но тот другой желает услышать мою историю.
Но я ему говорю: "Это личное".
И гляжу на Сильву, а она глядит на меня и улыбается, но в глазах у нее какие-то вопросительные знаки. И я себе это так объясняю, что, может быть, сегодня мы вскочим один на другого, что вцепимся зубами в шею.
Ей не хватает мужика. Так я чувствую. А мне не хватает бабы.
И она тоже это чувствует.
А потом говорю: "Серьезно, что-то не хочется сегодня рассказывать. В другой раз".
А Сильва выставляет очередные рюмки и говорит: "За хорошее настроение".
А этот другой говорит: "За свободу".
И Морозильник говорит: "Ясное дело, за ноябрьское хорошее настроение".
И кто-то еще говорит: "За ноябрьскую революцию".
А потом мы чокаемся рюмками.
И кто-то там еще говорит: "За Гавела!".
И еще кто-то там еще говорит: "За правду и любовь, которые победили ложь и ненависть!".
А Морозильник говорит: "За Вандама, национального героя с Народного проспекта".
А я ему говорю: "Заткнись!".
И кто-то говорит: "Понятное дело, я тоже там был".
А Морозильник говорит: "Ну, ессно, ты прав, мы ведь все были на Народном, разве нет?".
И кто-то еще там говорит: "А какие лозунги там кричали?".
И Морозильник говорит: "У нас пустые руки!".
А кто-то еще говорит: "У нас кирпич