И Сильва говорит: "И что мне теперь делать?".
А он говорит: "Это от тебя зависит".
И в этот самый момент я налетаю на него.
Пролетаю с половину "Северянки".
Беру ту бумажку с бара и читаю, сколько бабок он желает с Сильвы. А немало. Тогда я рву эту бумажку на кусочки.
И эти кусочки падают на пол, словно снег.
И говорю: "Это наша пивная, ясно? Нечего тебе здесь делать. А это моя женщина, ясно?
Гляжу на Сильву.
Сильва глядит на меня.
И Морозильник говорит: "Покажи ему, Вандам".
Исполнитель поднимается и вроде как немного скалится.
А я говорю: "Двери вон с той стороны".
А он говорит: "Ясно".
И продолжает вроде как скалиться.
А потом говорит: "Что, пан спаситель?".
А я говорю: "Ну, спаситель".
А он говорит: "Что, хвастаешься?".
А я ничего не отвечаю. Мы стоим друг напротив друга в круге света.
Я слежу за его глазами.
Он следит за моими глазами.
Ты всегда должен следить за глазами.
Мы ходим один вокруг другого, словно бешенные псы.
Ходим по кругу.
А потом тот тип говорит: "Тебе следовало бы помыть руки. Они все черные".
Обязательно кто-то должен показать свое остроумие.
Я тоже способен блеснуть остроумием.
Вот и говорю: "Я их сую в задницы таким, как ты, типам. Потому они и такие грязные".
А он только усмехается.
А я говорю: "Хочешь их полизать?".
А он говорит: "Ты первый".
Я же потом говорю: "Похоже, ты желаешь получить урок по жизни".
А он говорит: "Погоди, я тебя помню… Так и знал, что откуда-то тебя знаю. Ты – тот самый самый знаменитый местный наркеша, который всем желает дать урок по жизни. Тот самый убогий с крыши".
Не следовало ему этого говорить.
Я вижу Сильву.
Вижу остальных.
Кто-то по-дурацки смеется.
Не нужно было ему этого говорить
Я не наркеша.
И я не убогий.
Я – нет.
Konzentration, Junge.
И… Пошел.
Левый хук.
Ставлю его по центру.
Правый.
И – спокойненько так – прямо в центр его засранной, умничающей, надутой вселенной.
И еще один хук.
Спокуха.
И еще один.
Спокойно.
Я глушу в него, словно гвоздь в стену забиваю. Гвоздь ведь одним ударом не забьешь. Так я с ним сейчас играюсь. Таким образом я даю ему урок по жизни.
И еще один.
Спокойно.
Запущенная в ход история.
Старая, добрая, ручная работа.
А я чувствую, что это может быть тот самый принципиальный, исторический удар. Мой вклад в развитие Европы. Я чувствую, как моя энергия пролетает в пространстве, как отражается от сиен "Северянки", как вылетает сквозь двери, отражается от крупнопанельных домов, и с каждый очередным ударом делается все сильнее. Как она летит все дальше и перемалывает все кризисы и проблемы, и неожиданно все уже по-другому.
Все уже в порядке.