реально-социологических побудительных мотивов – с тем ограничением, которое в первой части этой работы мы ввели для реально-социологических факторов в истории духа вообще, – т. е. по мере возникновения всякого рода экономически мощных концернов, в значительной мере движущих самим государством, появления классов предпринимателей и наемных работников меняются, разумеется,
формы зависимости и ограничений наук, прежде всего общественных наук и наук о духе
[155]. Опасность опеки – а исключить ее полностью может
только философия как
чистая теория (да и то лишь в редких случаях), но позитивные специальные науки из-за их сущностно-закономерной со-обусловленности техникой
никогда – исходит в первую очередь уже не от церкви и государства, а от этих новых экономических сил, которые сами во все возрастающей мере включают в свой состав научные штабы (опытно-экспериментальные подразделения промышленных предприятий, «секретари» концернов, так называемые «штрафные профессора» национальной экономики справа и слева и т. д.). Ученые представители идеологий, выражающих
их интересы, всячески, тайно или явно, не стесняясь и прямого давления на государство, стремятся содействовать этим новым силам с их финансовыми и прочими средствами через контролируемые ими прессу и издательства – то воздавая им хвалу, то храня молчание, то обрушиваясь на них с критикой, одним словом, делая все, что им в данный момент нравится.
Подлинной и абсолютной свободы научного поиска в истории никогда не было; тем более нелепо думать, будто она выросла из автономной силы самого научного духа – свобода науки возникла из взаимной конкуренции реально-социологических факторов, причем в тесной связи с самостоятельной философией. То, что обычно называют «свободой науки», есть лишь относительная свобода, смена рисков ее подвластности. Конкурентная борьба реально-социологических факторов и институтов за связывание науки, принижение ее достоинства, за руководство ею и как раз благодаря этому за ее будто бы само собой совершающееся освобождение – это социологический процесс, происходящий не только в науке, но и во всех основных направлениях и сферах культуры. Осуществляясь по принципу «divide et impera», эта конкурентная борьба ведет к секуляризации и автономизации языка (возникновение национальных образованных языков), всех родов искусства, религии и мистики, а на зрелой стадии политической эпохи также и хозяйства. В развитом средневековье все они вдохновлялись церковью – почти незаметно, органически, – однако в позднем средневековье их зависимость от церкви (и лишь во вторую очередь – от органически связанного с ней государства) постепенно становилась все более искусственной и механической, они все более подчинялись ее сверхнациональному вероисповедному и идейному миру, постоянно направлялись и контролировались ее авторитетами. Все эти формы культуры, носителями которых были определенные