– Да так, надо…
Нашел. В одном из чемоданов лежала его парадная форма. Сохранил после увольнения, и вот пригодилась. Взял, унес на кухню. Долго оглядывал, разглаживал пальцами морщины на ткани. Просить жену отутюжить было неудобно, да и не хотелось давать повод лишним расспросам.
Оделся, оглядел себя в зеркале… Черт, еще фуражку бы. Но фуражку выбросил при переезде – «все равно изомнется»… Ладно, и без фуражки внушительно.
Поскреб бритвой лицо, протер выходные туфли влажной вехоткой… Не совсем, правда, по цвету к форме подходят…
– Я скоро вернусь, – сказал из кухни жене.
– А куда ты?
– По делам тут надо…
Шагнул к буфету. Быстро наполнил стопку, бросил в рот горячий комок спирта. Бормотнул:
– Ну ладно.
Обошел всю деревню и каждому, кого встречал, преграждал путь:
– Шутить со мной вздумали? Сына похоронил, так теперь решили, что можно, а? Я вас всех, скоты поганые! Всех-х! Вот Денис вернется, он тут наведет порядок, по стенке ползать будете! Ясно, нет? – И если человек молчал, уже ревел и приподнимал кулаки: – Яс-сно?!
Кто-то бурчал «Да-да», кто-то просто уворачивался от Елтышева и отбегал. Но вступать в перебранку никто не решался. Видели, в каком он состоянии.
И уже на обратном пути, когда Николай Михайлович слегка успокоился и ему хотелось снять форму, выпить еще и лечь спать, его окликнули:
– Эй, дядя, чего развоевался?
– Что?
Из-за забора выглядывал тот парень, что в день первой кражи продал Елтышеву бензин. То ли Гоша, то ли Глеб… Его, кстати, Николай Михайлович подозревал больше других – этот-то знал, что он уезжает, сам сказал ему…
– Что, – кажется, передразнил парень, – мать перепугал, валерьянку пьет. Она-то при чем?
– Все при чем. Ворье на ворье.
– Слушай, дядя…
– Ты выйди сюда, – перебил Николай Михайлович, – чего за забором?.. Выйди, поговорим.
– Слушай, мы ничего твоего не брали. И нечего к нам лезть.
– Я разберусь, кто брал, а кто… Скоро вот сын вернется, и разберемся…
– Он же умер, – удивленно сказал парень.
– Артем – да. Другой есть… Такому же в лобяру дал и сделал клоуном… Да ты выходи. – Елтышева стал бесить этот диалог, в котором он чуть ли не оправдывался. – Выходи, я с тобой один разберусь.
– Я говорю, я вашего не брал. А лезть будешь, тогда разберемся.
– Еще угрожать мне?! – дернулся Елтышев к забору, но вовремя опомнился: «И что? По-другому надо. Потом…» – Ладно, живи пока.
Пошагал к своей избе… Солнце выбралось на верх неба, палило. По вискам, груди тек пот. То ли от жары, то ли от ненависти к тем, кто разрушал его хозяйство, пригибал к земле… Не нашел он этих разрушителей – не обшаривать же каждый двор в поиске аккумулятора, канистр из-под спирта, запаски. Да и не в этом дело, не в старом аккумуляторе, лысом колесе. Сложнее всё, сложнее…