Она ждала смерть, призывала ее, но в то же время исправно делала себе уколы, сердилась, когда вовремя не приносили инсулин: добилась, чтобы лекарство доставляли на дом, как одинокому инвалиду… Ругала себя за это, зло посмеивалась – «хо-очешь жить» – и всё же продлевала эту ненужную теперь жизнь. И искала, искала в голове какие-то зацепки, просветы, которые вернули бы смысл быть ей на земле.
К невестке и внуку не ходила. Тяповых по-прежнему считала главными виновниками того, что Артем стал им чужим, что развалилась их семья; Родион же, хоть и внук, последний из рода Елтышевых (есть, наверное, где-то еще, но где, да и зачем они?), но… Не могла Валентина Викторовна сердцем принять, что он их, что он родной ей человечек.
И вновь мысленно повторяла то, что говорила и себе, и другим уже десятки раз: на Валентине этой пробы ставить негде, под всех парней в деревне ложилась и вот захомутала свеженького, перепуганного потерей квартиры, переездом в темную избенку. А разве такая, заполучив мужа, остановится? Любой бывший хахалек в заулке встретит, подол ей задерет, и она нагнется… Да и сам Артем говорил, что давала повод в себе сомневаться, бегала куда-то, спать с ним отказывалась. Поэтому и рвал с ней, сюда возвращался, а потом опять…
Эх, Артем, Артем, и сам запутался, и их измотал, измучил. И пошло все кувырком, и нет больше семьи Елтышевых… Трех мужиков, и каких мужиков, в один год…
Как-то от соседки, от какой именно – не запомнила, да и не заметила, Валентина Викторовна услышала, что умерла ее сватья. «Похороны завтра. Я посидела у гроба – не узнать, – журчал голос. – Высохла вся, прям тростинка. В момент сгорела. Что ж, рак…»
Валентина Викторовна выслушала это известие внешне равнодушно, лишь покивала, отсутствующе глядя вдаль. Но с той минуты стало расти в ней желание пойти и увидеть внука. Словно бы какой-то замок в запретной двери открылся… Боролась с этим желанием, разжигала в себе злобу на невестку, вспоминала обиды от Тяповых – как снисходительно-враждебно допускали тогда понянчиться с младенчиком Родиком, как наверняка за деньгами посылали к ним Артема – «не работаешь сам, так пускай родители твои помогают». Много чего вспоминала, а больше выдумывала, но вскоре желание пойти стало непреодолимым.
Два дня одевалась в выходной костюм, даже губы подкрашивала – и все же удерживалась. Пошла на третий. Утром. По дороге купила в магазине коробку конфет «Ассорти».
Дорога показалась очень длинной и тяжелой. Поначалу Валентина Викторовна думала, что это с непривычки – давно не ходила никуда дальше магазина, – а потом заметила, что шаги ее мелкие, совсем старушечьи. Немощные шажочки. Испугалась было и тут же с вызовом спросила саму себя: «И что? И что ты хочешь-то после всего?!»