Звук паутинки (Близнец) - страница 36

У порога стояла бабушка Сироха, она вышла накрыть Адама, и вот остановилась, молча, с тревожным напряжением слушала его, и на сухом бабушкином лице, казалось, застыл скорбный упрёк: «О чём ты говоришь, Адам? Куда ты пойдёшь такой хворый, если тебя в хату надо переводить, как малое дитя?..»



За паутинкой



Сегодня она не такая, как всегда.

Смотрите: плывёт… сюда поворачивает и уже издали машет рукой. Аккуратно причёсанная, она сидит на борту, и длинные волосы её касаются мягкой воды.

Весело бежит челнок.

— Доброе утро! — говорит она мне.

— Здравствуй, Нина!.. Осторожно, коряга там.

Она обогнула подводный камень, где неглубокое течение, и подошла к обрыву, к моему ущелью. «Ух ты!» — вздрогнул я, потому что подкинуло её челнок и понесло между камнями.

Нина пригнулась, налегла на весло, резко поставила его торчмя. И челнок остановился, замер у скалы.

— Ты молодчина, — сказал я, заглядывая в узкий пролив. — Думал, разобьёшься о скалу… Давай цепочку, привяжу твой чёлн… А знаешь, Нина, — тараторил я без конца, радуясь, что она приехала, — вот здесь, как раз на этом месте, застрял было конь.

— Знаю, — ответила Нина. — Вот здесь. Острый камень ему врезался в ногу, и я смазала ранку йодом, а камень веслом отколола.

— Так это ты? — вытаращил я глаза. — Ты Бакуна спасла?

Нина как будто и не слыхала моего возгласа. «Трам… трам…» — замурлыкала «еньку» и захлопала ладонями по коленкам. Я и забыл, что она не любит о себе рассказывать. И начал осторожно расспрашивать:

— А ночью и не ви-и-идно, — сказал я нараспев.

— И видно. У меня есть фонарик.

— А где же тот фонарик?

— А вот он, — и протянула мне большой белый гриб.

— Это же гриб!

— Ну и что? А ночью он светится.

Я лёг, оттопырил на себе рубаху — сделал тёмный шатёр. Сунул туда гриб и посмотрел одним глазом: точно… светится гриб… синим холодным огнём. От этого света под рубахой наступили синие сумерки и получилась маленькая ночь — вроде бы небо, земля и луна.

— Знаешь, Нина, — вскочил я на ноги, — возьми свой фонарик, и пойдём к белым глиняным ямам.

— А там что?

— А там нора. Целая пещера. Глубокая-преглубокая. Даже страшно. Пойдём?

Я подал ей руку. Из челна она спрыгнула на берег, сняла свои белые туфельки. Оказалось, что ростом она почти вровень со мной, как раз до чуба мне, разве что немного щуплая и незагорелая, как Адам.

До этого Нина сидела только в челне. А сейчас вдруг встала на камень и опустила почему-то глаза. «Не бойся. Пойдём!» — хотелось сказать ей.

Я повёл её через брод, через лозняки — на другой берег речушки.

Тропка взяла круто вверх. Земля под ногами сухая, красноватая, и нам частенько попадались разноцветные кремнёвые камушки. Нина запрыгала, захлопала в ладоши: ах, какие красивые! Сказано, девчонка есть девчонка. Показал я Нине самые лучшие камушки: есть острые, есть плоские, есть похожие на старинные ножи. А какого они цвета! Видишь: и салатового, и зелёного, и багряно-красного. А как высекают искры! У меня дома целая шапка кремнёвых камушков. Могу поменять на фонарик. А хочешь — и так дам. Навсегда.