В шесть тридцать — какое-то построение. «Все на улицу! — кричала рыжая в красной ветровке. — Не забывайте свои вещи!»
— Во, покомандовать любит! — оценил её старания Архип и, обратившись к попавшемуся под руку Димке, спросил: — Скажи, Пиночет.
— Точно.
— У неё видимо мужика нет, — подытожил доктор, — раз она здесь на детей орет, а ни дома с семьёй.
— Вполне возможно, — согласились все. На том и порешили, натягивая на себя в тесноте и неудобстве всю свою долбанную многочисленную и многофункциональную одежу. Достали лыжи, достали палки, навьючили рюкзаки. Со столика убирать не стали — неохота, сами уберут.
Стали выбираться на воздух.
Что может быть хуже раннего холодного утра, ветра, снега, тусклых привокзальных фонарей дремучего полустанка, перегара во рту, необходимости сейчас выходить на лед и тащиться под пятьдесят километров (с учетом изгибов тропы) куда-то в темноте, освещая путь фонариками, прикрученными к бестолковым головам? Ничего, кроме Германской войны. Давайте, хотя бы, сфотографируемся на прощанье!
Вереница участников марафона уже растянулась по льду. Фонарики мерцали длинной змеёй, уходящей в долговечность торосов. Кое-где, но довольно часто, вспыхивали фотовспышки. Светало, как не странно. Шесть сорок. Наша команда, одна из последних шагнула на лед.
— Ну, всё — поперли! С Богом! — сказал Архип Олегу, потому что, только Олег оказался рядом. И незаметно перекрестился.
Они не договариваясь, решили идти вместе. Коля со своим выводком, с Димкой и другими своими знакомыми, прошел, не заметив их, вперед, думая, как после выяснилось, что Архип и доктор идут где-то впереди. Ну и ладно, вдвоем, так вдвоем. Давай, ещё сфотографируемся на память, все же самое начало пути. Сфотографировались, опасаясь, что цапнет какая-то черная собака, невесть откуда появившаяся, лаявшая и обнюхавшая всех. Да, если цапнет — идти будет плохо. Но стоило зачехлить аппарат, и собака исчезла. Что за напасть? Пошли потихоньку. Тише едешь — больше командировочных. И они пошли вдвоем, но каждый в своем темпе, но так, чтобы видеть друг друга.
Первый час прошёл не очень заметно. Пошел второй кое-как. Ветер, слава Богу, был попутный (и не северо-западный) и если задувал в левую щеку, то только на бесчисленных поворотах, непонятно почему так выстроенной тропы. В фиолетово-серой дымке справа неожиданно промелькнуло (проявилось на минуту и скрылось за густой пеленой, обозначаясь более ярким пятном в облаке), Солнце, но оно было настолько холодным и тусклым, что, скорее, испортило настроение признаками непогоды. Горы, оставшиеся за спиной, никак не удалялись, как будто назло прилепились к заснеженной трассе и передвигаются вместе с ней. Громко гудели за спиной паровозы. Поворачиваться и смотреть на них, пока, не было смыла — грохот составов однозначно давал понять, что пешеходы ещё, фактически, никуда и не ушли. Но как только стало более светло, то и видно отчетливо стало, что впереди ещё мама-мия сколько пути километров, а ветер задувает и холодно, а дымка опускается, размывая очертания дороги и возможно будет пурга, а пока что относительно тихо, — у всех, трехсот с лишним, участников перехода в голове проявилась одинаковая мысль: «Белое безмолвие». Ноги хрустели по заснеженному льду сами по себе, голова работала отдельно, высчитывая комбинации, скорость, возможность и необходимость привалов, опасалась, что поднимется буран, и строила планы, что тогда делать и как. Так прошло ещё полчаса и всего пять-шесть километров пути от старта, а, может быть, семь или восемь — точно никто не знал. Олег, ушедший немного вперед, и уже шагающий с какими-то лыжами в руках, неожиданно остановился около небольшой ярко-красочной группы каких-то людей, преимущественно женского пола. «О, уже успел себе подружку найти!» — решил Архип, полагая, что Олег остановился с девушками на привал и его заодно подождать. Через некоторое время Архип поравнялся с ними. Но это был далеко не привал. Точнее, привал, но вынужденный, не запланированный — на снегу сидела молодая женщина, бледная, как лед, и держалась за живот, повторяя часто и тревожно: «Мне плохо. Мне плохо. Ой, о-о-о. Мне плохо».