— Секунду, малышка, — он вытянул руку, — я быстро, я скоро вернусь.
Она прошептала: «У-гу».
Он в туалете, смотря на что надо: «Ну что? Не поймал трихомуду, бродяга?»
Надеясь, что нет, сполоснулся под душем. Взбодрился. Обтерся. И (голый) вернулся в кровать.
Холодная попка. Но классная попка. Погладил. Помял. Погладил по спинке. Опять помял попку. «Приятно» — она чуть проснулась, легла на животик. Погладил ещё раз, но уже откровений. «Приятно». Чуть раздвинула ножки. Ещё раз! Ещё откровений! «Приятно!» Ещё раз… Еще чуть…
Тут, кадр из фильма про львов («Би-Би-Си») — их брачные игры. Сумел бы — схватил бы за шею зубами. Но нет, не сумел. И так получилось. Тут же вспотел и рухнул без мочи, без сил, в смысле, рухнул. Она прилепилась к плечу. И сразу уснули. Приятно уснули, забылись без сил. Уснули, забылись. А ветер рвал штору. Холодный был воздух. И дождь по окну колотил.
Поэт, твою мать! Слышишь? — Покуль стучится монетой.
— Кто?
— Маркиз.
— Хуйкиз, — открылась скрипучая дверь. — Чё приперся?
— Спишь, свинья?
— Спим.
— Спи-ите? — Покуль был пьян.
— Сколько время?
— А тебе, какое дело?
— Правда, сколько время?
— Третий час, — Покуль прошел в большую комнату, специально переложил Юлькино платье на кресло и сел на диван. — Всё-таки, какая ты свинья!
— Есть сигареты?
Балкон был открыт. Дождь кончился. Орали стрижи. Покуль достал легкий «Next».
— Какую херню ты куришь. — Архип взял сигаретку.
— Плису подрезали.
— В смысле?
— Да, так — легонько. Только что встретил. Перевязанный, из травмпункта идет. Улыбается. Полтинник занял на лекарства. Тут же в ларек зашел.
— Жить будет?
— Куда он, нахер, денется? Он нас с тобой ещё переживет. Ты-то что, свинья, опять поскудил?
— Маленько есть. Маленько было. Ещё не отошел от вдохновения. Может, ты свалишь, а?
— Не гуди! Сейчас уйду, — Покуль достал деньги. — Это — за вчерашнее.
— Вяжи, а? Дрюля? Ты, что — дома не ночевал?
— На дачу уехал.
— Ты же домой пошел.
— Пошел. Поругались! — Покуль махнул рукой. — На дачу уехал. На «Мерсе» какие-то парни до дачи подвезли. Всю дорогу себе и мне мозги пилили о каких-то машинах: какая круче, какая приемистей, какая-раскакая. Заколебали… «Мерин» у них, конечно, ещё новенький, блестящий, ещё краской внутри пахнет. Я устал, голова разболелась, и я им говорю: «Можно я здесь нацарапаю ключиком: «Цой Жив!»?» Сначала они не врубились, потом рассмеялись, потом мы скорефанелись и до дачи доехали быстро. Правда, пока шел к даче, промок, как собака. Дождина-то какой был!.. — Андрей увидел в глазах Архипа полную безучастность, понял, что зря он всё это здесь гонит, и спросил: — А ты с кем?