Кременецкий при этих словах недоуменно нахмурился, а я подмигнул Лехе. Похоже, мы с ним читали одни и те же книги.
Ну и, разумеется, Фомич, то есть генерал Фомченко, Николай Антонович. Собственно, он и должен возглавлять этот список - и как старший по званию, и по праву первенства. Он раньше всех объявил о том, что намерен остаться в 1854-м году. Но, в отличие от остальных, своих резонов генерал не объяснил. Мало того - он даже не счел нужным явиться на «Адамант», а объявил о своем решении письменно, в пакете, доставленном курьером.
Ох, и нахлебаемся мы лиха с Фомичом, чует мое сердце...
Среди наших «попутчиков» из 1916-го невозвращенцев куда как больше. Оно и неудивительно - многих, особенно тех, кого не ждут в 1916-м семьи, пугает перспектива оказаться в непонятном будущем. И даже не вдохновляет туманное обещание Груздева вернуть их в 1916-й год. Во-первых, это еще вилами на воде писано, куда и когда он их вернет, а во-вторых, с момента из отбытия в феврале 16-го всего год остается до революционных событий, и отнюдь не все горят желанием в них участвовать. Так что Зарин, как старший по званию, официально объявил, что все, без различия чинов, вольны в своем выборе: оставаться или пытать судьбу. И добавил что лично он, капитан первого ранга Зарин, не считает невозвращенцев отступниками, нарушившими воинскую присягу.
Этот аргумент, в конечном счете, оказался решающим. Так, команда миноносца «Заветный» почти вся решила продолжить службу России и династии Романовых в лице Государя Николая Павловича - после того, как командир «Заветного», Краснопольскй заявил, что не считает возможным бросать миноносец, пока не исчерпаны все меры к спасению корабля. Что ж, если моряки считали возможным тонуть вместе со своими гибнущими кораблями, то чем, скажите на милость, пучина времени уступает пучине моря?
Остается мичман Солодовников, бессменный командир «Морского быка». И, разумеется, наш добрый друг, обер-лейтенант цур зее Ганс Лютйоганн. Как-то раз он подробно расспросил Белых о том, что ждет милый фатерлянд в грядущие сто лет. Выслушал, не поверил и явился за подтверждением и ко мне. Я показал подводнику кое-какие материалы, нашедшиеся на компе; Лютйоганн помрачнел и на целые сутки заперся в своей каюте. После чего заявил, что намерен остаться здесь и ни при каких обстоятельствах не изменит решения.
Забавно, что Белых потом уверял, что самое сильное впечатление на Лютйоганна произвели не виды снесенного огненным штормом Дрездена, ни печи Майданека, а серия фотографий с берлинского гей-парада 2015-го года. И видеоролик о кельнской «ночи любви», устроенной под Новый 2016-й год беженцами из Сомали и Эритреи. Что ж, отлично его понимаю - в такой Германии кайзеровскому офицеру делать категорически нечего.