— Не нужно меня лечить! — огрызнулся Терехов и попытался вспомнить, от кого недавно уже отбрёхивался подобной фразой — не вспомнил.
Опер сделал знак милиционеру, и тот исчез за дверью.
— Я тебя не лечу, — панибратски сказал он. — Вразумить пытаюсь, как мужика... Барышня твоя сговорчивее оказалась. И обо всём поведала. За что дело возбудили, объявили в розыск... Нанесение тяжких телесных повреждений, угроза убийством и реальные действия, связанные с реализацией намерений. Оставление в опасности... Да много там всего! На десятку корячиться, а это срок... Так она и тебя подверстала под статью, соображаешь? Утверждает, что ты обо всём этом знал, потому что дружил с неким капитаном Репьёвым, начальником заставы. Теперь сам посуди: есть смысл бычиться и уходить в несознанку? Видишь, я ничего не записываю. У нас не протокольная беседа.
— Вы пытали её, — совершенно наугад брякнул Терехов. — Включали лампу и светили в глаза.
— Да бог с тобой, Терехов, — отшатнулся опер. — Сама всё рассказала!
— Оговорила себя!
— А вот плохо ты знаешь свою молодую жену! — торжествующе произнёс он. — Мотивы совершенно другие.
— Ну и какие же?
— Она прилетела сюда, чтобы очиститься от скверны и вернуть человеческое зрение.
Если он не говорил чистую правду, то излагал версию, максимально к ней приближённую. Потому что Андрей нечто подобное от неё слышал ещё на Алтае. Одержимая своими заморочками, Алефтина уверяла, что Таймыр — зона чистоты и истины, зона покаяния. И здесь невозможно кривить душой, лицемерить, говорить неправду, даже если это себе во вред.
— Ну, что, я это выдумал, скажешь? — подтолкнул опер замершие в одной точке мысли, как подталкивают маятник часов. — На «пушку» беру? Откуда я могу знать такие подробности, если информация пришла только о задержании?
— Вот когда придёт основательная, конкретная, заглядывай, — отпарировал Терехов. — А то мы воду в ступе толчём.
— Напрасно ты так, — разочаровался тот вроде бы искренне. — Подтвердится — будет поздно.
— Лучше поздно, чем никогда, — опять наобум брякнул Андрей.
Опер не понял, но переспрашивать и уточнять что-либо не стал, верно, не желая выглядеть туповатым собеседником.
— В принципе, могу тебе организовать очную ставку, — заявил он, — чтоб ты убедился... Но не стану. Подожду, когда материалы дела придут. И вот тогда я тебя в блин раскатаю.
Терехов вдруг поверил, что Алефтина и впрямь всё рассказала, на первом же допросе, и из желания этой самой чистоты. Но дух противления всё же победил:
— Придут — попробуй, — отозвался он. — А нет — спрошу с тебя за испорченное свадебное путешествие.