Как Терехов не сдерживал кобылицу, не высматривал во тьме всадницу на гнедом — промахнулся, ускакал вперёд метров на сто и услышал голос Ланды уже позади себя. Он развернулся и бросил повод в надежде, что серая сама придёт к жеребцу, с которым ходит неразлучно. Она же встала, вскинув голову, выслушала пространство и поры-сила в противоположную сторону. На сей раз не всадница, но её гнедой подал голос, и он был за спиной.
— Куда же ты? — Терехов натянул повод и развернул кобылицу. — Вперёд!
Лошадь неохотно, однако повиновалась. Андрей был уверен, что едет точно на звук, но через минуту жеребец опять заржал позади него! То ли акустика здесь была такая, и эхо обманчиво отзывалось между невидимых скал, то ли Ланда играла в прятки. Он остановил кобылицу, однако та беспокойно завертелась на месте, будто сама потеряла, откуда исходят звуки. Местность показалась степной, пустынной, близость гор не ощущалась, если только где-то есть столбообразные останцы, путающие эхо...
Всадница появилась внезапно, будто соткалась из ночного пространства или бесшумно прилетела, как сова.
— Ничего, ты ещё научишься повиноваться стихии. Поезжай за мной!
В её рваном от ветра голосе послышалось разочарование, прикрытое властным тоном. Сказала так и опять исчезла!
Но серая устремилась по зримому только ей следу, уже не отставала, и Андрей вольно отпустил повод. Наконец, заехали в какой-то распадок и Терехов нагнал Ланду, когда она спешилась.
— Расседлай и отпусти кобылицу, — распорядилась мимоходом. — Приехали.
— Мы в Казахстане? — спросил он, расстёгивая мокрые и мыльные от пота подпруги.
— В России, — обронила всадница.
— Как же граница?
— По каньону идёт граница тьмы и света. Мы ехали по реке времени!
На самом деле всадница считалась самым загадочным явлением на Укоке, но на фоне иных «шизотериков» в первые часы общения создавала впечатление вполне здравомыслящей особы, каким-то образом существующей в суровых условиях. И эти её заявления никак не укладывались в первое о ней представление. Конечно, можно было сделать поправку на её творческий род занятий, художественное воззрение на окружающий мир, но только и всего. В остальном Терехов не замечал слишком явных отклонений, а женская властность — результат избалованности всеобщим поклонением, славой, которая бродила в умах туристов, пограничников и алтайцев. По крайней мере, она вряд ли ела мухоморы, чтобы совершать путешествия во времени и пространстве, не впадала в глубокие медитации, она угоняла коней, мастерски умела держаться в седле, каким-то способом дурачила мужиков, ввергая их в похмельное состояние. Была надежда, что и подземные чертоги её окажутся вполне реальной землянкой, а не жерлом вулкана, как утверждал «солдат удачи» Ёлкин.