— Попытаюсь, ваше величество.
Опять стал Марци думу думать, как бы ему выкрасть из сарая пшеницу, хоть и много у нее сторожей.
А король в тот день сторожей-то к себе позвал, щедро угостил и крепко-накрепко наказал в оба следить за проклятым Марци, чтобы не обвел их какнибудь. «Вы, — говорит им, — как его завидите, кидайтесь на него не мешкая все вместе и колотите куда ни попадя».
Подслушал Марци, что король сторожам приказал, и сразу кое-что придумал. Сделал он из соломы человека, на голову ему свою шляпу надел и тихо-незаметно к сараю приставил. Потом отошел в сторонку да как чихнет! Сторожа выбегают, всяк другого опередить норовит. Видят, возле сарая человек стоит. И шляпу Марци узнали. «А ну, бери его за бока!» — кричат. И давай лупить пугало по голове да по шляпе! Так расколошматили, разнесли, что и пылинки от него не осталось.
Покончив дело, бросились бегом к королю — докладывают: теперь уж не украдет Марци пшеницы из сарая. Забили, дескать, разбойника до смерти.
Обрадовался король, не знал, куда сторожей посадить, чем напоить-накормить. А Марци тем временем преспокойно пшеницу всю и вывез.
Послал он мать к королю, доложить, что и это испытание выдержал.
Позеленел король, посинел от злости. Сломя голову в сарай кинулся, но Марци, само собой, и зернышка пшеничного на погляд не оставил. Опять позвал король Марци к себе. Сидит, ждет, злой-презлой.
— Выходит, украл ты пшеницу, а, Марци?
— Выходит, так, ваше величество.
— Ну что ж, коли так… Но уж теперь ждет тебя из задачек задача. Должен ты выкрасть коня моего любимого золотистой масти, хотя сто моих кучеров-конюхов днем и ночью глаз с него не спускают. Не сумеешь — быть твоей голове на колу! Ну а уж если сумеешь, отдам тебе мою корону, я-то и сам ее тоже украл.
Опять думает Марци, голову ломает. И все же придумал! Оделся он в лохмотья, оборванцем прикинулся да бутыль с хмельным прихватил. Вечером пошел к конюшне, постучал в ворота. Не хотели его впускать кучера, строго-настрого наказал им король быть начеку. Но когда увидели, что за воротами жалкий такой оборванец стоит, да еще бутыль с вином у него, все же впустили. Посадили его возле яслей, а Марци вино свое нахваливает, конюхов угощает, ну и поддались они. Стали пить, еще да еще, скоро захмелели, и дрема их одолела. «Чего нам, — думают, — бояться? Уж как-нибудь убережем королевского жеребца» Один-то из них коня за повод держал крепко, другой за хвост, а третий сидел на коне верхом. Да только Марци тому, кто спросонья хвост конский держал, связку пеньки сунул в руку. Того, кто верхом на коне заснул, приподнял осторожно и на ясли верхом посадил. У того же, кто повод в руке зажал, не стал повода отнимать, просто уздечку со скакуна снял и потихоньку из конюшни его вывел, к себе домой отвел.