– Что у вас наболело? – спросил, внутренне напрягаясь, отец Владимир.
– Что наболело, спрашиваете? Скажу, коли послушаешь. Только я смотрю, вы не больно народ слушаете. Больше по администрациям ходите, – мужчина заметно заволновался, но продолжил: – Вот сейчас принято коммунистов ругать. На всех углах их хают. А вот это кто построил? – мужчина показал рукой на комбинат. – Он в руинах лежал. Я помню 1944 год. Тогда и коммунисты, и беспартийные все в одной цепочке на развалах работали.
– Ты-то молодой, этого не знаешь. Бедно жили, но радостно. Стариков обездоленных не было, детям слезы утирали. А сейчас что? Кто эту мерзость узаконил? – мужчина показал рукой на вывеску: «Администрация Печенгского района».
– Милицией от народа отгородились. В райком можно было в любое время зайти. Эх, да что говорить! Потеряли страну.
– Эти демократы ворвались в страну, как бандиты врываются в дом. А мы оказались плохими хозяевами: стоим и молчим. И сейчас не лучше. Чиновники обнаглели, ворье кругом, а мы послушной толпой в церковь идем, – мужчина остановился и посмотрел на Владимира. – Простите отец Владимир, ежели что не так сказал.
– Ничего, – кивнул головой отец Владимир.
– Это же как нужно потерять веру в себя, чтобы перестать сопротивляться! – продолжал собеседник. – Мы проходим мимо нищих, которые роются в баках, дети бегают беспризорными, – горячился мужчина. – А вы церкви открываете. И где? В магазине! Вы столовую для бедных откройте. Мы в войну, когда в Киркенес вошли, сами голодными оставались, а детишек норвежских кормили. Я после войны в милиции работал, так у нас ни одного беспризорника не было. Кого в семьи забирали. Нет родных – в детдом. Но обездоленных – не было.
Отец Владимир понял, кого напоминал ему этот мужчина: духовника, монастырского старца. Такой же прямой, бескомпромиссный. Только один служил Богу, а другой – народу.
– Ну ладно, заговорил я вас, отец Владимир, – спохватился собеседник. – Извините, если что не так. Наболело, вот и высказался.
– Ничего, все правильно, – неожиданно для себя произнес отец Владимир. И уж совсем неожиданно добавил: – Заходите в храм.
Мужчина остановился, подумал и с раздумьем ответил:
– Нет, не приду. – Потом добавил: – Не готов я, отец Владимир, не готов. Ты уж вон этих обслуживай. Они рвутся свою принадлежность церкви доказать.
В это время из администрации вальяжно вышла чиновничья братия. Мужчина совсем уже по-свойски добавил:
– Ну, прощевай, покуда. А со зданиями в Баркино посмотри. Ведь раскатают военные все по бревнышку.
Отец Владимир долго смотрел ему вслед и с грустью понимал, что этот еще крепкий мужчина не придет в храм. Он ничего не станет просить у Бога. Он все сделает сам.