Какой же он сильный по сравнению с ними со всеми. Словно выше их на несколько уровней, и все эти аристократы не годятся вылизывать даже подошву его сапог. Их отличает одно самое едкое различие – Нейл не боится смерти, он не боится ничего в этом проклятом мире, а они все… они все боятся скованного в кандалы и цепи, приговоренного на вечное изгнание Верховного консула.
Снова бег времени… он отстукивает у меня в висках неумолимой секундной стрелкой, пока Нейл наконец-то не посмотрел мне в глаза, и я поняла, что это конец – вот она, агония, которой я так боялась. Вот она, истинная цена каждой секунде. Озвучена императором. Непомерная и настолько высокая, она уже не по карману нам обоим. И по моим щекам бегут слёзы, когда я чувствую, как от его сердца отрывается кусок за куском, когда вижу, как от ярости блестят его глаза. От ярости и того же едкого, отчаянного бессилия… Не надо… не ненавидь себя, пожалуйста. Не смей себя ненавидеть. Ты не виноват… Я виновата. Нам не суждено. Мы ведь знали это изначально, и ты, и я. Обреченные и приговоренные к высшей мере проклятой иерархией, отличиями и тем самым «никогда», которое сжало сердце колючей проволокой, еще когда я увидела тебя впервые. Ты приговорил меня… а я даже не думала, что вынесла приговор и тебе. Моё «люблю» стало фатальным для нас обоих, любимый. Вот что отбивают секундные стрелки у меня в висках – наше с тобой «никогда». Ты чувствуешь, как оно вытекает сквозь пальцы, словно песок, и на ладонях остаются только песчинки сожалений и несбыточных иллюзий.
Не выдержал, рванул цепи, и я застонала, кусая щеки, чтобы не закричать. Видела, как дернулся император, как тебя потащили назад, а ты рычал яростно, вырываясь, и десять стражников не могли сдержать эту ненависть в чистом виде, которая рвалась смести здесь все, как торнадо. Что же ты, любимый, сократил наше никогда еще больше… Не сдержался.
Я не заплакала… я не хотела убивать тебя своей болью. Ты достаточно ее видел и чувствовал, и она не принесла тебе ничего, кроме твоей собственной. Я могу только держаться из последних сил, чтобы не обрушить на тебя шквал своего отчаяния.
Только когда тащили к выходу, а судья речитативом зачитывал приговор, я не выдержала.
«Нейл».
Если бы у любви не было названия, я бы дала ей твое имя. Как же оно горит во мне и болит… Каждая буква завитками персональной агонии и счастья с горьким привкусом безумия и отчаянной одержимости. Обернулся, и время сжалилось. Зависло где-то в невесомости, вне досягаемости кого бы то ни было из смертных или бессмертных, давая мне возможность там… в наших мыслях рвануть к тебе, а потом замереть в нескольких шагах и так и не решиться обнять тебя.