— Свободный народ!
— Ш-ш-ш!
— …Героическая революционная борьба русского пролетариата освободила трудовой народ Карелии от душившего его ярма царской тирании. Но история приготовила для него новое испытание. Белогвардейские полчища…
— Знаем мы эти испытания, — вставил Теппана. — Читай дальше.
— …Рука об руку с трудящимися массами Советской республики помогал ее героической Красной Армии и в союзе с лучшими сынами родственной Финляндии…
— …родственной Финляндии, — повторил Пулька-Поавила.
— …с коммунистическими финскими частями трудящийся народ Карелии освободился от насилия белогвардейских полчищ и от ига эксплуататоров и грабителей…
Когда Харьюла кончил читать, в избе наступила глубокая тишина. Мужики сидели задумавшись, словно вникая в смысл того, что они только что услышали. Слова-то им были знакомы, но смысл их не совсем понятен. Были и такие слова, значение которых они не знали. Например, тирания. Или — коммуна.
— А что она такое? — спросил Крикку-Карппа.
Харьюла и сам толком не знал, что такое коммуна, но от него ждали объяснения, и он стал объяснять:
— Да, наверно, это значит, что все будет общим, что все вместе…
— В деревне только вороны общие, — усмехнулся Крикку-Карппа, почесывая свою лысую Голову.
— Не только вороны, — вступил в разговор Пулька-Поавила. — Озеро общее, лес, где дрова рубим, глухариные токовища общие, мельница тоже общая…
Но тут в избу вбежал перепуганный Микки.
— Там… Хёкка-Хуотари, — с трудом выговорил он.
Харьюла попросил Микки сходить к границе в Виянгинпя, посмотреть, нет ли там белых. «Тебе они ничего не сделают. Скажи, мол, ищу корову. Может, сюда забрела», — учил он мальчика. Микки пошел. Он успел дойти до болота, что кончается у губы Матолахти, и там вдруг увидел какого-то человека, шедшего со стороны границы. Человек был без шапки, и одет на нем был мешок. Когда странный путник подошел ближе, Микки узнал его и бросился бежать обратно в деревню.
— Где он? — спросил Ховатта.
— На вашем дворе, — ответил Микки, все еще дрожа от страха.
Хёкка-Хуотари стоял на изгороди и, простирая руки в сторону кладбища, говорил что-то несуразное… звал свою мать. На нем был не мешок, а смирительная рубашка. Мужики попытались подойти к нему, но увидев их, он соскочил с изгороди и бросился бежать в сторону реки.
— Рехнулся, бедняга, — вздохнул кто-то.
Хёкка-Хуотари перемахнул через несколько изгородей и скрылся за пригорком.
— Совсем буйный.
— А у буйного силы много.
Через полчаса Хёкка-Хуотари снова появился. Он шел медленно, опустив голову, с бессмысленным выражением в глазах. Увидев Харьюлу в военной форме, он остановился. Глаза его блеснули, и что-то промычав, Хёкка-Хуотари схватил косу, стоявшую у стены избы.