Хуоти, робко приоткрыв тяжелую дверь, бочком вошел в избу Малахвиэненов.
Изба Хилиппы мало чем отличалась от других деревенских изб: вдоль стен тянулись широкие потрескавшиеся лавки, тесанные из толстых сосен; вверху, на такой высоте, чтобы взрослый мог достать рукой, был воронец, одним концом врубленный в стену, другим опиравшийся на край печи. На воронце стояла корзинка с шерстью, лежали недоконченное вязанье, оселки и другие хозяйственные предметы. И все-таки, войдя в избу Хилиппы, сразу можно было заметить, что в этой избе живут лучше, чем в других: две иконы, висевшие в левом переднем углу, были большего размера, чем в других домах, и края их украшала яркая позолота, а на лавке под ними стоял почти новый посеребренный самовар.
Жена Хилиппы сидела на лавке у окна и чесала шерсть. На ней была красная полосатая кофта. В отличие от других замужних женщин, она не носила дома ни сороки, ни головного платка. Волосы ее были собраны в тугой узел.
На полу перед печью сидел Ханнес и вырезал мячик из древесной губки.
— Ну, что скажешь? — спросила хозяйка, накладывая на щетки вперемешку белую и черную шерсть.
— Мама велела попросить соли в долг, — ответил Хуоти и невольно взглянул под потолок, где сушились финские хлебцы с дыркой.
— Соли? — переспросила хозяйка и продолжала неторопливо чесать шерсть. Ханнес тоже не прерывал своего занятия. Хуоти стоял у порога и переминался.
Дверь в горницу была полуоткрыта, и оттуда доносился разговор. Хозяин пил там кофе с каким-то незнакомым Хуоти мужчиной. Запах кофе Хуоти почувствовал сразу, как только переступил порог. В последние годы Хилиппа пил только кофе. Остальные члены семьи Малахвиэненов пили по-прежнему чай. У Хилиппы был маленький закопченный кофейник, в котором он сам готовил себе кофе. Из этого кофейника он сейчас и наливал кофе своему гостю, а тот что-то с жаром ему доказывал. Хуоти слышал только отдельные слова… Гость Хилиппы говорил о каком-то союзе, о братстве соплеменных народов, о чьем-то гнете. Хуоти не мог понять, о чем шла речь в горнице… Он стоял и рассматривал домотканый половик, которым был застелен пол в горнице, деревянную кровать, наполовину видневшуюся из-за двери. На стене горницы висели неторопливо тикающие старинные часы-ходики и большое, надтреснутое зеркало в потемневшей от времени раме. Когда-то рама была, видимо, желтого цвета…
Хозяйка прервала, наконец, свое занятие, взглянула хитрыми глазами сперва на Хуоти, потом на сына.
— Ханнес, — сказала она. — Надо бы дров напилить.
— Не пойду, — буркнул Ханнес, не отрываясь от своего дела.