А тем временем он медленно задыхался в комнате, пропахшей мокрыми пеленками и трубочным табаком. Ну зачем, думает сейчас тот же самый, но уже уставший и успокоившийся Прокоп, какого черта я сразу же, в самом начале, когда пришел на работу в «Форум», восстановил против себя некоторых редакторов, этих старых волков, привычных рутинеров, глашатаев ходульных истин? Теперь он знал то, что должен был знать еще тогда: когда говоришь дураку, что он дурак, то сам совершаешь еще большую глупость.
Зачем надо было лезть на рожон, еще даже не усевшись за допотопный канцелярский стол, который скрывал в своей утробе старые неиспользованные рукописи, брошюры, письма, вырезки? Уже тогда он твердил им, что они неплохо устроились, что живут только за счет компромиссов и лишь упражняются в грамматике и стилистике. При этом у него самого еще ничего не было за плечами, а того, что он чувствовал в себе, конечно, было мало. Он не мог противопоставить их полной неспособности к делу свою работу, свой талант — ничего, кроме своего возмущения. Наивный парень! А они так жадно подстерегали его ошибки и промахи в словах, фразах, в любой мелочи, чтобы подловить, поднять на смех, лишить уверенности в себе.
Он усвоил этот урок лишь после того, как хорошенько получил по носу, и теперь отлично знает, что таких заносчивых юношей надо гонять вместо завтрака раза по три вокруг Горского парка, чтобы отбить у них охоту думать, как это думал он, будто они призваны излечить болезни этого мира. Однако он тут же воспротивился этой мысли и вступился за безрассудных донкихотов, каким был сам и каким сейчас представлялся ему молодой Якуб Якубец, — без них мир был бы скучен и пресен.
Алиса вошла в кухню и молча стала мыть посуду. Он украдкой рассматривал стройные ноги и бедра жены, обтянутые джинсами, и пытался вникнуть, в какой связи находится их первый супружеский разлад с газетой, в которой он работает. Легче всего было бы свалить все на «Форум». С какой ненасытной страстью можно сравнить работу в газете? Он знал, однако, что напрасно ищет ответа, что в эту минуту, пока он жует хлеб, даже не чувствуя его вкуса, пока Рэй Чарльз хрипло поет о равнинах, залитых солнцем где-то в Джорджии, он не поймет причины супружеских кризисов вообще и своего собственного в частности. Лучше выбросить все это из головы, лучше вовсе об этом не думать!
А что же, обдумывать репортаж о нефтехимическом комбинате в Буковой? Он снова увидел огромные здания комбината, незаконченную постройку очистных сооружений, гудроновые ямы, наполненные маслом, и грязную воду реки. Он представил себе, какую реакцию вызовет этот материал. Нет, тут нет никакой связи ни с Алисой, ни с его семейным разладом, сейчас он об этом даже думать не станет. Может быть, между глотками теплого чая подумать о Кате Гдовиновой? Чай слишком сладкий, а Рэй Чарльз сообщает гордому Прокопу: «I can’t stop loving you»