Хамбер привез в Стаффорд только одну лошадь – задрипанного стипльчезера, который бежал в четвертом заезде. Я привалился к ограде и смотрел, как его старший конюх седлает лошадь, а сам Хамбер, опершись на свою узловатую палку, дает ему указания. Я хотел разглядеть его поближе, и то, что я увидел, с одной стороны, обнадеживало, поскольку говорило о его способности на всякую гадость, с другой стороны, отбивало всякую охоту с ним связываться, а в особенности – попадать к нему в подчинение.
Его крупное тело было облачено в прекрасно скроенное короткое пальто из верблюжьей шерсти, из-под которого виднелись темные брюки и превосходные туфли. На его голове был котелок, надетый очень прямо, на руках – чистые перчатки из светлой свиной кожи. Лицо у него было большое, но не пухлое, а жесткое. Неулыбающиеся складки от носа к подбородку придавали ему выражение холодного упрямства.
Он стоял совершенно спокойно, не делая лишних суетливых движений – полная противоположность Инскипу, который вечно ходил вокруг лошади, проверял ремни и пряжки, дергал и похлопывал седло, ощупывал ноги, снова и снова убеждаясь, что все в порядке.
В случае с Хамбером нервничал державший лошадь конюх. Пожалуй, можно было даже сказать, что он боится. Он бросал на Хамбера настороженные взгляды испуганного животного и старался держаться вне его поля зрения, стоя с противоположной стороны лошади. Это был тощий, оборванный мальчишка лет шестнадцати, с лицом, туповатым почти до дебильности.
Старший разъездной конюх, человек средних лет с большим носом и недружелюбным выражением лица, неторопливо закрепил седло и кивком велел конюху вывести лошадь на демонстрационный круг. Хамбер пошел следом. Он слегка прихрамывал, хоть и опирался на трость, и двигался прямо вперед, как танк, ожидая, что все будут уступать ему дорогу.
Я переместился к ограде демонстрационного круга вслед за Хамбером и увидел, как он отдает распоряжения жокею, с вполне оправданным унынием взиравшему на предложенное ему четвероногое. Не Хамбер, а старший конюх подсадил жокея, поднял и унес попону, которой была накрыта лошадь. Я встал поближе к нему на трибуне для конюхов, огляделся и сделал попытку занять денег у незнакомого парня. Хоть я и ожидал такой реакции, но все же вздохнул с облегчением, когда парень с негодованием отказал мне, причем сделал это достаточно громко, чтобы его услышал хамберовский старший конюх. Я сгорбился и подавил желание оглянуться и посмотреть, попала ли стрела в цель.
Лошадь Хамбера выбилась из сил на финишной прямой и пришла предпоследней, что, впрочем, никого не удивило.