Джон Уэст прижал к себе девочку, что было весьма редким для него проявлением отцовской нежности. У Джона Уэста было уже четверо детей — две девочки и два мальчика; все они росли, ничего не зная о прошлом своего отца, и Нелли воспитывала их как благочестивых католиков.
— Не бойся, никуда твой папа не уедет, — перебила девочку Нелли. — Ступай, Марджори, позанимайся, а потом пойдешь играть. — Девочка тотчас же послушно вышла.
— Почему это я не уеду? — сухо спросил Джон.
— Ты же сам говорил, что делаешь это лишь для приманки добровольцев.
— Так вот, могу тебе сообщить, что я твердо решил ехать за океан и драться!
Он ожидал, что эти слова произведут на жену впечатление. Ему пришлось, однако, разочароваться.
— Вот еще выдумал, — заметила она.
— Да, я так решил и уеду очень скоро. — Он встал и обнял Нелли, однако почувствовал, что драматический эффект не удался.
Она ответила:
— Что ж, дело твое.
Он крепко прижал ее к себе, но Нелли осталась равнодушной.
— Я вернусь, — сказал он. — Исполню свой долг и вернусь!
Нелли не находила в себе никакого сочувствия к мужу. Она давно уже не питала к нему ничего, кроме холодной ненависти. Их отчуждению еще больше способствовала его неверность. Четыре года назад он сошелся с актрисой, которая играла главную роль в обозрении, шедшем в одном из его театров. Они так афишировали свою связь, что об этом, как Нелли убедилась, говорила добрая половина Мельбурна. Нелли ничего не сказала мужу, но с тех пор стала с ним холодна как лед. Скандальная связь прекратилась с отъездом актрисы. Джон Уэст был рад, что все кончилось. Эта история подрывала его власть. Она давала его врагам козырь против него. Нет уж, больше никаких глупостей не будет, решил он про себя.
Через два дня Джон Уэст собрался ехать на север, в Сидней, а оттуда в Брисбэн, чтобы уладить некоторые дела. Предприятия, в которые были вложены его капиталы, находились главным образом в Мельбурне; он мог спокойно оставить их на попечение Фрэнка Лэмменса, но было необходимо повидаться еще с доверенными, банкирами и управляющими в других штатах.
Джон Уэст продолжал собирать газетные вырезки и так упивался ими, что начал даже верить, будто все это сущая правда; больше того, он стал серьезно подумывать, не отправиться ли ему и в самом деле на фронт, в Галлиполи.
В поезде он прочел стихи, помещенные в последнем номере газеты «Голос труда»:
Для злобы, наветов и лжи
Мишенью ты часто служил,
Джон Уэст.
Теперь ты такое загнул,
Что рот лицемерам заткнул,
Джон Уэст.
Кричали они о войне,
С трибун призывали к резне,
Святоши,