— А, черт, дай все пять, — сказал следующий партнер, Мик О’Коннелл. — Не идет и не идет карта. Несчастной пары, и той не дождешься.
Мик О’Коннелл, полный ирландец лет тридцати, не отличался ни опрятностью, ни чрезмерной честностью; говорил он с сильным ирландским акцентом, любил пошутить и был азартнейшим игроком. Его считали прирожденным лодырем. До полудня он валялся в постели и вообще засыпал в любое время и в любом месте. Лицо у него было круглое, румяное, рот большой. Мик, подобно некоторым другим безработным, умудрялся как-то существовать и даже кормить свою жену и четверых детей.
— С меня хватит, надоело, — сказал пятый игрок, Эдди Корриган, бросая карты на стол. Одет он был так же плохо, как и остальные, но производил приятное впечатление; это был австралиец ирландского происхождения — высокий, крепкий парень лет двадцати пяти, с правильными чертами лица и шапкой черных кудрей.
— А тебе сколько, Ренфри? — даже не взглянув на Корригана, спросил Джон Уэст, обращаясь к косоглазому подростку, одетому в бумажные брюки и замызганную рубаху; на голове его красовался рваный цилиндр.
— Давай четыре! Что же нам еще делать, как не просиживать штаны за картами? — ответил Ренфри. Он наклонил голову набок и прищурил косой глаз, пытаясь придать своему глуповатому лицу хитрое выражение. — Конечно, играй мы на деньги, я не стал бы прикупать четыре карты, когда другие берут по две и по три. Нет, Роберт Ренфри не из таковских.
— А мне три, — сказал Барни Робинсон. Этот был среднего роста, коренастый. Его круглое добродушное лицо обрамляли бакенбарды, а огромные усы с закрученными вверх кончиками придавали ему лихой вид. Он был полуграмотен, как и остальные, но одержим жаждой знания; поэтому он без разбора глотал любые книги, попадавшиеся ему под руку. Обтрепанный пиджак его был расстегнут, ибо на нем не осталось ни единой пуговицы. — Мой желудок начинает бунтовать, — добавил он. — Пора бы податься в ратушу — получить жратву.
— А ты ходи по утрам в Армию Спасения, — посоветовал Мик О’Коннелл. — Посидишь там с часок, послушаешь, как хвалят господа бога, а потом тебе дадут такой обед, какой и в Дублине не скоро сыщешь. Я и сам наедаюсь, да еще кое-что жене и детишкам приношу.
— Я прикуплю три, Джек, — сказал последний игрок, худой и бледный парнишка по имени Джим Трэси; он походил на узел тряпья, втиснутый между Барни Робинсоном и Джоном Уэстом.
Когда Джон Уэст, отсчитав три карты, протянул их Джиму, на кухонном крылечке появилась миссис Уэст — маленькая, худая, сутулая. Седые волосы ее были гладко зачесаны назад, лицо покрыто морщинами, губы крепко сжаты. Видно было, что эта когда-то кроткая, приветливая женщина постепенно становилась раздражительной и сварливой.