Джон Уэст на цыпочках подошел к постели, тронул мать за плечо и принялся было утешать ее, но в ответ она, истерически всхлипывая, стала заклинать его, чтобы он прикрыл тотализатор, даже если суд оправдает их. Она обнимала его, слезно умоляя не делать ничего такого, что может принести их дому еще новый позор. Ему очень хотелось успокоить ее, но он не мог сказать ей ничего утешительного. Так и не ответив матери ни слова, он прошел в свою комнату, где Джо, угрюмый и подавленный, сидел на своей кровати.
— Нечего трусить, — сухо сказал Джон Уэст. — Мы выпутаемся из этого дела.
— Тебе легко говорить, — возразил Джо. — У тебя это первый привод. А мне могут дать шесть месяцев. Мама очень расстроена.
На другое утро Джон Уэст отправился к местному адвокату, и тот согласился взять на себя защиту.
Потом Джон Уэст велел Ренфри, Мику О’Коннеллу и Пэдди Каммину сообщить агентам и клиентам, что он уплатит штраф за всех, а кроме того, так как полиция сорвала игру, вернет деньги, поставленные на участников розыгрыша кубка Мельбурна. Несколько сердитых клиентов уже являлись на дом к Джону Уэсту и требовали денег за взявшую приз лошадь Таркулу. Джон объяснил им, что накануне скачек полиция захватила часть билетов и записей. В будущем, сказал он, в случае полицейского налета все ставки будут выдаваться обратно, а за всех присужденных к штрафу он сам будет вносить деньги. Кажется, этого достаточно? Он, разумеется, не сообщил им о том, что заранее знал, как дорого обошлась бы ему победа Таркулы. Облава сберегла ему много денег, и они-то и пойдут на уплату штрафов.
В тот же день состоялось слушание дела Пэдди Каммина, Мика О’Коннелла и остальных пятидесяти трех обвиняемых.
Всем, кто присутствовал в зале суда, даже тем, кто впервые видел седобородого судью, было ясно, что старик почти ничего не слышит: с начала и до конца заседания он не отнимал руки от левого уха; однако сумел-таки разобрать, что все подсудимые признали себя виновными. Появление главного обвинителя, начальника сыскной полиции Девлина, было встречено приглушенным свистом и бранью. Судья этого не услышал, но Девлин побагровел от ярости. Зал суда был битком набит клиентами тотализатора и бездельниками, ищущими развлечений. Настроение в публике царило благодушное и смешливое. Показания Девлина и предъявление им билетов и других вещественных доказательств сопровождалось шутками и взрывами смеха. К величайшей радости Джона Уэста, Девлин не упомянул о том, как его пытались подкупить.
Констебль Грив давал показания ровным негромким голосом. Старик судья вытягивал шею, прикладывал ладонь к уху и хмурил брови, силясь разобрать его слова.