Крепкое весеннее солнце било в макушку и слепило, но воздух оставался холодным после зимы. Под ногами журчали ручьи, делая скользким и без того опасный грунт. Дышалось сладко, будто пьёшь изысканный нектар, напиток богов. Тело наполнялось лёгкостью, открывалось навстречу бескрайней синеве неба, словно ты падаешь в него и летишь к жиденьким полоскам перистых облаков. Хотелось кричать от восторга вместе с парящими рядом орлами.
Эйфория. Она накрывала всегда, когда происходило единение с материнской стихией и внутренний резерв силы заполнялся так, что кожа горела, как это весеннее солнце. Помыслы взметались ввысь и взирали на сирую землю с презрением.
— Тащиться в такую даль ради каких-то палесков? Вот гыргалицы с Доломитовых гор — это нечто. Жаль, вас тогда не было, — похвастался Йорден, когда дорога ушла с обрыва и принялась петлять между каменных круч и чахлых сосенок.
Нет, дети других стихий наслаждения небом и высотой не понимали. Йорден — оборотень-шакал, Дражен — медиум, им ближе земля. Фанник пускай и слабенький, но ясновидец — от воды силу черпает. Впрочем, они и не расходуют её так много, чтобы ощущать эту жуткую близость к пределу, сосущую пустоту внутри и тяжесть во всём теле.
— Ох, да что нам эти бабы с грудями до колен. Страшные — а ни разу! — подначил задира Дражен. — Вот стрыги в Сечевой степи — это жуть. Особенно когда их полчища собираются и целые села выгрызают. Даже скотом не брезгуют. Горы обескровленных трупов — то ещё зрелище. Жаль, ты не видел.
Йорден скривился:
— Те бабы были великанские, три, нет, четыре сажени ростом. И руки как лопаты. К тому же они редкие, а ваших стрыгов только слепой не видел.
— Пускай дворняга рассудит. Он ведь был и там, и там, — Дражен ухмыльнулся и положил руку Микашу на плечо. Ну да, этот любит острословить и стравливать людей между собой. — Так какие демоны самые страшные?
— Лунные Странники, — ответил Микаш, чтобы от него отстали.
— У-у-у, — протянул Дражен. — Что-то личное?
— Кто хитрее, тот и страшнее.
Дражен отошёл, Микаш отвернулся и, сам того не желая, встретился взглядом с Йорденом. Окатило чужой завистью. От мыслей других людей закрыться легко, гораздо сложнее не воспринимать отголоски сильных эмоций. Микаш уяснил это ещё в детстве.
И чему Йорден завидует? У Микаша ведь даже такой малости, как друзья, нет. Ни похвастаться, ни посмеяться, ни поговорить по душам не с кем. Раньше хоть мать и сестра были, да не сберёг их. Слабак.
— Стрыги страшнее, Странники к ним ближе, — заключил Дражен и также положил руку на плечо Йордену.