- То есть я тебя развлекаю?
- Нет, - Мельник, уловив в голосе Лиды обиду, неожиданно улыбнулся. - Когда не знаешь прописных истин, можно найти что-то совершенно особенное. Новый рецепт отвара, новое назначение для амулета. Первые два года, когда новичок попадает на границу, его специально ничему не учат, чтобы он мог делать открытия.
- А если попадет в беду?
- Его же одного никто не пустит, а результаты эти два года дают хорошие.
- Тебя тоже так учили?
- Нет, - с лица мужчины улыбка ушла. - Нет, барышня. Мое обучение было отдано на откуп местным полуночникам, поэтому все сложилось не так, как положено.
- А разве так можно делать? Отдавать в обучение не людям?
- Будущих перевозчиков, барышня, которые могут стать очень сильными, только так и учат. Вначале полуночники несколько лет, потом люди. Потом снова полуночники и снова люди. А потом экзамены.
- Сложные?
- Не особенно, барышня. Бывают неприятные, но если хорошо учиться, то они сдаются без проблем.
- А ты? Хорошо учился?
- Нет, - Михаил с трудом сдержал смешок, глядя на изумленное лицо девушки. Настолько живая у нее была мимика, что всю смену эмоций, как в калейдоскопе, можно было хорошо рассмотреть.
- Но, как же так?
- Я учился из рук вон плохо, надеялся, что получится избежать уготованной участи.
- И не получилось?
- Как видишь, барышня.
- А почему ты не хотел становиться перевозчиком? Это плохо?
- Это… никак.
- В смысле? - озадачилась Лида, выключая под сковородкой огонь и повернувшись к тесту.
Мельник помолчал, глядя за окно.
Шумели птицы, слышался стук молотка по крыше. В соседней комнате можно было услышать ровное дыхание спящего человека. Димка как уснул, так до сих пор и не просыпался. Лида, в чью память буквально врезалось мертвое лицо брата, считала, что такой сон для него гораздо лучше.
Тесто под пальцами раскатывалось легко и послушно.
И на какой-то миг девушка словно провалилась сквозь время, когда вот так в кухне, она сидела совсем с другим человеком. В окно врывался свежий ветер, качая занавески, играя кисточками скатерти.
Чайник недовольно пофыркивал, и в его блестящем боку отражалась суетящаяся по комнате юная Лида. Краем был виден стол, за которым сидел какой-то парень.
Тогда тоже царила тишина: приятная, спокойная, потом разлетевшаяся на осколки.
- Барышня, вы побледнели.
Лида, прислонившись бедром к кухонной стойке, улыбнулась непослушными губами.
- Голова, это пройдет.
- Ну-ка, - Мельник плавно поднялся с места, придержал Лиду за плечи. - Давно?
- С той самой ночи, когда на меня на кладбище напали, - отозвалась девушка. - Повалялась в больнице, а когда вернулась, голова стала болеть.