– Давай! – раздался голос Керры через пару минут.
Я наклонилась вперед, и перед тем как упасть во тьму, успела услышать изумлённый вскрик Мальхиора.
Где-то в неизвестности
Время тут не имеет значение
Описать место, где я оказалось у меня не хватит мастерства. Казалось, что я плыву в чёрном море, где иногда появлялись большие круги света – это были воспоминая. Один такой круг был дверью в один день из жизни Мальхиора. Так как жизнь у него была длинной, то их было тут неисчислимое количество. Поначалу я заглядывала и оставалась в каждом, но потом поняла, что это будет слишком долго, и стала останавливаться только в избранных. Хуже всего, что воспоминания летали в хаотичном порядке, и мне всё равно приходилось заглядывать в каждое «окно», чтоб найти нужное. В некоторые я заглядывала только мельком, в других я задерживалась подольше. Так я увидела, как Артунг познакомил его с Огррнорном; наблюдала за тем, как его бабушка угощала его любимыми блинчиками с клубникой; присутствовала с ним на похоронах его последнего друга; и смотрела, как он стоял на краю Ничто и обречённым взглядом смотрел в пустоту. Было много воспоминаний, и не все были уж такими плохими. Во многих было много радости, смеха и веселья. Особенно, когда он был ребёнком. И чем больше я смотрела, тем больше понимала, не смотря на свою внешность, принц Мальхиор внутри очень сильно повзрослел и изменился.
И во всех воспоминаниях принца окружала тьма – именно она не давала ему расти.
Пролетело множество часов и воспоминаний перед тем, как я добралась к самому важному – ко дню его рождения. Точнее минуте, ведь именно в первую минуту рождения Керра прокляла его.
Это было страшное воспоминание.
Я оказалась в комнате, куда утром привела Мальхиора.
Керра лежала на кровати, где в другом времени и пространстве лежал принц, и рожала. Роды были трудные и длились около шести часов. Когда Керра наконец-то разродилась, то из последних сил наслала на ребёнка проклятье, расплатившись за него своей жизнью и частью души. Это проклятье обрекло не только её сына на страдание, но и её. Ведь другая часть её души покой так найти и не смогла.
Чёрная тень вылезла из неё и приняла меняться, превратившись в большой клок тьмы на четырёх ногах с вытянутой клыкастой мордой, стоячими ушами и красными огромными глазами. Она хотела, было, кинуться к ребёнку, который начал перед ошарашенными глазами повитухи и служанок расти, но я не позволила.
– Прочь! – воскликнула я, ногой толкнув под зад ищейку.
Та изумлено взвизгнула, прыгнула в сторону, мгновенно обернулась, оскалила клыкастую пасть и зарычала: